Геннадий Ананьев - Риск.Молодинская битва.

— Сейчас же отправьте гонца к ципцану Мухаммед-Гирея. Пусть даст ему знать, что завтра на исходе дня мы будем у Арских ворот, и мы посмотрим, верно ли сооб­щал нам раб наш о положении в Казани. Впрочем, гонцу свое слово скажем мы сами. Немедленно позовите его к нам. Спустя некоторое время пошлем следующего гонца. Для верности.

Затем Сагиб-Гирей, махнув рукой, чтобы вся свита удалилась, принялся наставлять гонца:

— Запомни: ты — гонец царя крымского. Не унижай­ся ни перед кем. Если Аллах предопределил тебе смерть, прими ее достойно. О нашем тумене — ни слова. Ты — го­нец Мухаммед-Гирея к его послу. Стой на этом, и благо­слови тебя Аллах. Послу хана твоего передай так: если Арские ворота будут открыты, когда мы приблизимся, он станет моим первым советником. Если Шах-Али отка­жется от ханства в нашу пользу, он останется жив, если нет — мы сдерем с него шкуру. На площади перед двор­цом. Всенародно сдерем. Все. Скачи без остановок. Возь­ми двух заводных коней.

Вскоре после того как Сагиб-Гирей отправил к ципца­ну своего брата еще одного гонца он и сам со своим туме-ном тронулся в путь, однако, когда до Казани оставалось всего ничего, остановился на ночевку. К исходу дня они достанут город без лишней спешки. Подводить ближе свой тумен Сагиб-Гирей опасался: вдруг окажутся на до­роге сторожевые посты, которые уведомят Шаха-Али о приближении войска. Такой поворот событий не входил в его расчеты. Первое слово Шаху-Али должен сказать ципцан. Окружение хана, верное ципцану, поддержит его и убедит отступника мирно отдать ханство. Неожи­данность и настойчивость, был уверен Сагиб-Гирей, возь­мут верх.

«Молод еще Шах-Али, чтобы принять мудрое реше­ние. Он поступит так, как того желаем мы, завтрашний властелин казанского ханства».

Все так и произошло, как планировал Сагиб-Гирей. Его гонец без задержки прибыл к ципцану Мухаммед-Ги­рея, и тот, вскоре после утреннего намаза, поехал во дво­рец, не испросив на сей раз дозволения на прием. С собой взял почти всех ратников, охранявших его посольский дворец. Их задача — взять под охрану ворота ханского дворца, дверь в ханские покои, сопровождать самого ципцана и в любой момент быть готовыми выхватить из ножен сабли.

Шах-Али только что совершил омовение, собираясь приступить к трапезе, как дверь распахнулась, и на поро­ге появился посол крымского хана с десятком вооружен­ных воинов.

— Как вы посмели?! — возмутился Шах-Али и крик­нул: — Стража!

Вбежали ханские телохранители. Выхватили сабли. Ципцан жестом остановил своих воинов. Заговорил же­стко, словно бы укладывая камень к камню:

— Нам нужно остаться одним. С глазу на глаз. Я при­шел сказать слово господина моего Мухаммед-Гирея и его брата Сагиб-Гирея.

— Мы позовем своих советников. Мы выслушаем тебя в посольском зале…

— Да. Так будет. Но до этого нам следует поговорить один на один. Отпусти своих нукеров 86 . Я — своих, — и он жестом повелел сопровождавшим его воинам удалить­ся за дверь.

Шах-Ал и, поколебавшись, поступил так же.

— Завтра к Арским воротам подойдет со своей гварди­ей Сагиб-Гирей. У него десять тысяч войска. Еще десять подошло к Арскому острогу. С теми тысячами — хан крымский, повелитель Орды, Мухаммед-Гирей. Это — передовые отряды. Множество туменов на правом берегу Волги ждут повеления Мухаммед-Гирея. Поступит оно — все Казанское ханство будет разорено и уничтожено. С землей сравняются остроги черемисы. Пока же ни один волос не упал даже с данников Казани. От тебя зависит, литься ли крови в Казанском ханстве.

Шаха-Али передернуло это грубое «от тебя», ему очень хотелось хлопнуть в ладони и приказать стражни­кам схватить наглеца, но он усилием воли сдержал себя. Он пока не осознал, что произошло, как могло так случиться, что он узнает о приближении крымцев от ханско­го посла, а не от своих воевод и советников, но в том, что посол говорит о событии реальном, Шах-Али уже не со­мневался. Беда, о которой так настойчиво предупреждал его муфтий, пришла.

«Но гонцы наши должны уже быть в Москве, а царь Василий Иванович, верно, и рать послал. Она — на под­ходе. Нужно лишь выиграть время. Неделю или две. Ка­зань и Арск не так-то просто взять».

— В чем наша роль? — спросил посла крымского, осо­бенно подчеркнуто произнеся слово «наша». — Что нам предлагается сделать, чтобы безвинно не пролилась кровь наших подданных?

— Отдать престол Сагиб-Гирею, да продлит Аллах его жизнь.

— За эти дерзкие речи я повелю отрубить тебе голову! Или посадить на кол!

— Я готов к этому ради торжества моего повелителя Мухаммед-Гирея, славнейшего из славных, кому Аллах предначертал возвеличить Орду до прежнего могущест­ва. Только моя смерть ничего не изменит. У Казани лишь один путь — открыть ворота. А для тебя один исход ос­таться живым — добровольно передать ханство Сагиб-Гирею, достойному из достойных. — Ципцан предостере­гающе поднял руку, останавливая попытку Шаха-Али возразить ему. — Помощь от князя Василия, раба Му­хаммед-Гирея, не придет к тебе. Письмо сеида-отступни­ка, письмо твое, Шах-Али, и письмо воеводы московско­го у меня. Вот они, можешь убедиться, — и ципцан

швырнул к ногам Шаха-Али свитки.

«Это — конец! Конец! Верхогляд! Падкий на лесть!» — костил себя Шах-Али, глядя испуганно на брошенные послом письма, веря и не веря своим глазам. Страх на­стойчиво вползал в душу, устраиваясь там крепко и на­долго, но Шах-Али нашел, однако, в себе силы ответить гордо:

— Мы соберем советников, уланов и мурз. Их слову мы подчинимся.

— Пусть будет так. Я добавлю еще: Сагиб-Гирей сде­рет, если станешь упрямиться, с тебя шкуру. С живого. Принародно. На площади перед дворцом. Такова его во­ля. Передашь мирно трон — отпустит тебя к твоему ца­рю, которому ты служишь. Думаю, тот примет тебя и вернет тебе Касимов. Ему нужны предающие свой народ.

Советники, уланы и мурзы съехались во дворец быст­ро, ибо каждому из них гонцы, передавая повеление Ша­ха-Али, добавляли:

— Ципцан Мухаммед-Гирея тоже во дворце.

Этого момента ждали все его сторонники, и вот — свершилось.

Шаха-Али собравшиеся слушали, изображая при­скорбное уныние, а когда заговорил посол крымского ха­на, допуская неуважение к хану казанскому, они громко возмущались, казалось, даже не притворно, требовали немедленно наказать наглеца, но когда настало время высказывать свое мнение, с ними произошла моменталь­ная метаморфоза.

— Посол Мухаммед-Гирея заслуживает немедленно смерти за дерзость, — произнес первый советник Шаха-Али, начало речи которого было полно неподдельного гнева, но тон изменился, когда ширни перешел к реко­мендациям. — Но Аллаху, видимо, угодно, чтобы Сагиб-Гирей сел на трон в Казани. Мы не готовы оборонять го­род. У нас нет войска, кроме вашей, хан, стражи. А запа­сов еды не хватит даже для недельной осады. Да и право­верные не станут сражаться с правоверными ради рус­ского царя, ради гяуров. Народ сказал свое слово, когда расправился с муфтием за то, что призывал тот к миру с неверными, выступал против джихада. Смиритесь,