Геннадий Ананьев - Риск.Молодинская битва.

рублю. А тебе, Никифор, и Сидору Шике — милость осо­бая. Вдвое земли вам добавлю с селами и велю новые тере­ма срубить. Каждому по чину. И вот еще что: младшего моего бери в обучение. Княгиня по слабости своей не пус­тила его к тебе, а теперь наверстывать нужно упущенное.

— Постараюсь, князь. Завтра же начну.

Начать-то он начал, смог по-настоящему приобщить к ратному делу и князя Михаила, хотя сейчас события по­вернули в такое направление, о каком обычно говорят: «Не дай, Господи!»

Началось с того, что на одной из сторож, стоявших на засечной линии между Козельском и Воротынском, каза-ки-порубежники перехватили литовского вельможу, ко­торого сопровождала внушительная охрана. До стычки дело не дошло лишь потому, что благородный гость сдер­жал своих телохранителей, а казакам сообщил:

— Мы с миром к князю Воротынскому посланы Сигиз-мундом.

Поверить казаки поверили, но свою охрану учредили, хотя и негодовал вельможа. С великим шумом, таким об­разом, прибыл к князю Воротынскому польско-литов­ский посланец, хотя надлежало, по цели его визита, тай­но появиться в княжеском дворце.

Шум литовцами был задуман с умыслом: князь вы­нужден будет учитывать, что их встреча получила оглас­ку и скорее согласится на предложение, понимая, что в противном случае он все равно окажется под подозрени­ем, а при желании его противников в Кремле может быть обвинен в измене и даже казнен. Выбор у князя, таким образом, сужен до минимума.

Представ пред князем Воротынским, вельможа заго­ворил, вовсе не заботясь о том, чтобы прежде палату по­кинули сопровождавшие его казаки.

— У меня, князь, письмо тебе от самого Сигизмунда, а меня твои люди доставили как преступника!

Князь Иван Воротынский, сразу поняв, какая угроза нависла над ним, ответил резко:

— Я присяжный одного повелителя — царя Россий­ского великого князя Ивана Васильевича. Если твоему королю что-либо нужно, пусть шлет к нему послов. Пись­мо своего короля вези обратно!

Посланец, уже протянувший было князю пакет, по­держал его, подержал, надеясь, видимо, что князь пере­думает, затем положил на прежнее место — в дорожную суму-калиту, с явным сокрушением молвил:

— Выходит, окольничий Лятцкий солгал, сказавши, будто имел с тобой, князь, уговор? Несдобровать, значит, окольничему. Ой несдобровать! Мой король не жалует лжецов.

Опешил князь Иван от такого нахальства, не вдруг на­шелся, что сказать в ответ, литовский же посланец про­должал:

— Не стоит удивляться, князь. Тебе же хорошо изве­стно, что князь Симеон Вельский и окольничий Иван Лятцкий присягнули моему королю.

Вот это — новость. У князя Ивана перехватило ды­хание от такой дерзости литовцев, так удачно выбрав­ших время для мести за то, что когда-то возвратился он в свое исконное отечество, покинув Казимира. И не один. Уговорил тогда и других князей ветви Чернигов­ской.

Приказал князь гневно:

— Взашей гоните! За рубеж удела моего! За рубеж Рос­сии!

Не то решение принял князь. Ой не то. Оковать бы по­сланца Сигизмундова и свести в Москву, к царице Елене, но в горячке не подумал о последствиях сделанного опро­метчивого шага.

На худой конец самому бы скакать в Москву. Но и это­го князь не сделал. Думал, конечно, об этом, но так некс­тати татарская сакма прорвалась через засечную линию, опередив на пару дней весть лазутчика. Обратный путь сакмы верный человек из степняков передал, оттого ее не выпустили. Сам князь повел дружину, чтобы отсечь от­ход грабителям. Сакму, как стало привычно княжеской дружине, казакам и стрельцам сторож, побили, награб­ленное татарами вернули хозяевам. Даже с лихвой. Ни одного татарского коня, ни одной сабли, ни одного доспе-ха, ни одного пленного татарина не взял себе князь, все раздал смердам, чтобы поскорее те встали на ноги, и это возвышало его в глазах подданных.

Гордясь удачей, князь Иван забыл о литовском по­сланце, но тут прискакал к нему гонец от князя Ивана Вельского, главного воеводы речной рати. Уведомлял он Воротынского, что в самое скорое время поедет погля­деть, все ли ладно в полках, что стоят в крепостях по Оке, неяременно тогда наведается и в его вотчину, просил по­этому не отлучаться из дома надолго.

Доволен князь Воротынский, что вспомнили о нем, ве­лел Двужилу еще раз проверить самолично, все ли в пол­ном порядке у дружины, чтобы комар носа не подточил, если задумает главный воевода догляд учинить; послал своих подручных на все сторожи, чтобы и там не углядел изъяну какого главный воевода, если соберется прове­рить, как идет порубежная служба, — ждал, короче гово­ря, князя Ивана Вельского, как главного воеводу, а вы­шло совсем не то, к чему князь готовился.

Иван Вельский приехал к Воротынскому во дворец один, лишь с малой охраной. После взаимных поклонов, после представления Вельскому княжичей Михаила и Владимира и приглашения быть гостем в его доме Вель­ский ответил Воротынскому:

— Недосуг, князь. Поговорим, уединившись, и я от­правлюсь в обратный путь.

Не смог скрыть разочарования князь Воротынский. Особенно тем, что даже с княжичами не хочет побеседо­вать главный воевода. Спросил недовольно:

— Иль помешают сыновья мои беседе? Сын мой Вла­димир уже дружину водит, литовцев и татар знатно би­вал. Михаилу тоже воеводская стезя самой судьбой пред­назначена, коль мы порубежные князья.

— Ну, что ж, хочешь сынов позвать — зови.

— Спасибо. Только не обессудь, князь Иван, не стану я с тобой речи вести, пока не отобедаем, медку пенного по чарке-другой не осушим. Уважь хозяйку. Она старалась, чтобы гость остался доволен.

— И верно, хозяйку обижать негоже, — согласился князь Иван Вельский. — Прости, что не подумал об этом, ч Времени у меня действительно — кот наплакал.

В дальнейшем все пошло, как и положено идти, когда в хлебосольном доме уважаемый гость: столы ломились от всякой всячины, кубками с пенным медом и фряж­ским 140 вином обносила трапезующих сама хозяйка, ме­няя на каждый выход наряды (один краше другого); хо­тя и не терпелось узнать Ивану Воротынскому, с каким умыслом пожаловал главный воевода князь Вельский, а самому Вельскому тоже нужно было спешить, ни тот ни другой не торопили время, всецело отдавая дань тради­циям гостеприимства.

С особенным удовольствием Иван Вельский целовал хозяйку, принимая из ее рук очередной кубок.

Потехе, однако же, час, а делу — время. Поклонился Вельский хозяйке низким поклоном, перекрестился на образа, висевшие в красном углу под лампадой, и попро­сил князя Воротынского:

— Веди в свои покои.

Когда они остались вчетвером, Иван Вельский сразу же заговорил о том, ради чего приехал. Не стал ходить вокруг да около.

— Известно ли тебе, князь, что князь Юрий Иванович Дмитровский, дядя государев, оклеветан Андреем Шуй­ским и, хотя клевета сия доказана, все же заточен Еле­ною?