Родион Феденёв - Де Рибас

– Да… но где же тут Екатерина… может быть, вот эта, что рядом с голым стариком? Хотя, что ей с ним делать.

В качестве Екатерины он отверг и фигуру женщины в римском шлеме, и полуобнаженную даму рядом со служанкой, но в конце концов установил, что Екатерина, наверняка, та особа, что смотрит на щит:

– И ангел трубит. И ребенок под щитом! Вот это и будет наша цезариня.

Рибас никому не рассказывал о прошлом столкновении с Ризелли и о своем теперешнем положении, но, раздумывая о возможности с кем-то поделиться неприятными новостями, он, к своему удивлению, понял, что тотчас бы нашел поддержку и у Витторио Сулина, и у Кирьякова, а может быть, и у Орлова, и причем, поддержку конкретную – словом, намерениями и шпагой. Среди них он не был одинок.

В Ливорно «Три Иерарха» не встречали пушечным салютом, но на пристани собралась толпа, дамы осыпали Орлова приглашениями, курьер герцога Тосканского передал его желание увидеться с графом Орловым в удобное для него время. Адъютант сообщил, что в Ливорно нанят дом, где графа ожидает последняя почта из Петербурга, но Орлов решил ехать в свой палаццо в Пизе. Однако, по пути туда, он передумал, повернул назад, а Витторио, Рибас и Кирьяков с солдатами поехали приготовить палаццо к предполагаемому балу.

Во время отсутствия хозяина в палаццо жил лишь сторож, который и открыл ворота, и солдаты принялись убирать, проветривать помещения, растапливать камины. Рибас и Витторио прогуливались по двору, когда в доме раздался взрыв – из окон кабинета Орлова полыхнуло пламя. Бросились тушить. Бочки для воды оказались пусты. В кабинете дотлевали картины, книги. На полу обнаружили кровавое месиво – все, что осталось от солдата, принявшегося растапливать камин. Стали искать сторожа – его нигде не было. Кирьяков немедленно выставил караулы. После осмотра развороченного камина определили, что в нем лежало начиненное порохом ядро. Проверили другие камины и нашли еще одно ядро, готовое взорваться, как только растопят камин. В комнате, где он ночевал год назад, Рибас обнаружил на столике черный платок с отрезанным углом. Итак, без Ризелли тут не обошлось. Витторио позвал Рибаса, они сели в карету и помчались назад в Ливорно.

Орлов с неохотой оставил общество консула Дика, негоцианта Уго Диаца с супругами и вышел к прибывшим. Взглянув на них закопченные лица и выслушав, покачал головой:

– Турки за Чесму сатисфакции жаждут.

Потом сказал, что ночью Петр Кирьяков с командой срочно отправится в Лейпциг, а они, Витторио и Рибас, поедут туда же утром. Велел привести себя в надлежащий вид и пожаловать к столу. Витторио что-то знал о Лейпциге, но говорил туманно, предпочитая дождаться утренних инструкций.

За обильным столом присутствовал и живописец Геккерт, взявшийся писать батальную картину о Чесменском бое. Уго Диац по-прежнему закрывал глаза на откровенные ухаживания Орлова за Сибиллой, но обещал поставить русской эскадре малые суда и лес для ремонта. Орлов передал Сибилле апельсин и сказал:

– Этот померанец созрел для вас.

Сибилла разрезала апельсин, и в его сочных дольках обнаружила кольцо с драгоценным птичьим глазком. Алехо хохотал.

– Голландские баталии статичны, – говорил живописец Геккерт. – А мне нужны мощь, страсть, ужас и грандиозность. Есть одна беда: я никогда не видел, как взрываются ночью корабли.

– Это мы сейчас устроим, – сказал Орлов.

Через час с четвертью вся компания усаживалась в гребной катер. В залив, подальше от берега матросы вывели ветхий фрегат, с которого было снято все, что имело ценность. Он был начинен порохом и нефтью, как и подобает брандеру. Компания под зимним звездным небом приготовилась к небывалому зрелищу.

– Сеньоры! Вот вам сотая доля Чесмы, – сказал Орлов.

Матросы подожгли импровизированный брандер, и он взорвался мгновенно – взрыв поднял в воздух тела обреченных моряков. Живописец, бормоча что-то, молился. Дамы аплодировали. Жители Ливорно в испуге липли к окнам. Может быть, этой ночной демонстрацией Орлов отвечал тем, кто заложил ядра в его палаццо, но в диковином представлении погибло три матроса. Офицер-устроитель сослался на то, что они были навеселе, а вдохновленный живописец сразу же отправился пробовать свои краски на палитре.

Утром ни минуты не спавший Орлов прибыл в нанятый в Ливорно дом. Щеки графа светились от белил Сибиллы. Рибас и Витторио поджидали его, и Орлов, борясь со сном, вручил им необходимые бумаги, сообщил, что Кирьяков уже выехал, а им поручалось проследить, чтобы дело в Лейпциге было совершено отменно и с успехом. А совершить надо сущий пустяк: привезти из Лейпцига в Ливорно некоего Алексея Шкурина, мальчика девяти лет.

– Что за странное поручение, когда в Тоскании творится бог весть что, – удивлялся Рибас, когда они садились в карету. И спросил: – Чей это ребенок?

– Императрицы Екатерины.

Это было одно из самых дальних путешествий, которое совершал по суше новоиспеченный майор неаполитанских войск Джузеппе де Рибас. Тоскана, Венеция, бесчисленные ущелья и реки Низких Альп, Богемия… В молодости Витторио Сулин знавал эти почтовые тракты, совершая путешествия курьером, так что неофит Джузеппе целиком полагался на него, и Витторио умело выбирал постоялые дворы почище, вполне приличные, а поздний ужин в какой-нибудь корчме его усилиями частенько превращался в отменный прием с олениной на вертеле, вином и несущественным проигрышем в карты.

Вызвать Витторио на разговор об Алексее Шкурине оказалось для де Рибаса делом не простым, но свои расспросы он начинал, как только они оказывались вдвоем в карете.

– В Ливорно вы мне сказали, что тот, за кем мы едем – сын вашей императрицы Екатерины.

– Вас в нашей поездке привлекает только это?

– Но еще и доверие Орлова.

– А вот этому я и сам удивляюсь. Впрочем, Алехин, как вы успели убедиться, риска не чурается.

– Алехан?

– Так Алехо называют в петербургской лейб-гвардейской среде. Но уверяю вас, вам лучше не знать подробностей.

– О боже, вы разжигаете мое любопытство с дьявольской умелостью. Но ведь я, как и вы, исполняю, как Мне кажется, довольно опасное поручение. Случись что-нибудь с вами, мне придется довести это поручение до конца.

– Пусть со мной все-таки ничего не случится. Вам Же на благо. – И Витторио устраивался поудобнее, закрывал глаза, дремал.

Конечно же, Джузеппе брала досада. Однако, Витторио разговорился сам после случая у моста через безымянную речушку возле Рудных гор. Собственно, мост был разрушен, и пришлось делать крюк верст в десять, искать брод и оказаться снова у того же моста, но только по другую его сторону. Внизу ущелья на бревне у самой воды Витторио заметил какой-то предмет, указал на него и предложил: