Родион Феденёв - Де Рибас

В конце концов он поступил весьма просто: написал Иосифу Сабиру и в письме изложил все, о чем говорила Настя, но имени императрицы Екатерины не упомянул. Ответ не заставил себя ждать. Иосиф Сабир сообщил, что обстоятельств своего появления на свет не знает, воспитывался в кадетском корпусе, а по выпуску из него направлен в Приазовский полк. На странность фамилий Рибас – Сабир ему указывали его товарищи, но он посчитал это выдумкой, случайным совпадением и не стал никому докучать. Правда, если Рибас и в самом деле его отец, поручику остается сожалеть, что он никогда не видел его, ибо быть сыном такого отца для него честь великая…

Что было делать? Рибас вспомнил мучения Алеши, когда тот узнал, что матерью его была Екатерина… Неужели Сабир сын Зорича? Но Екатерине тогда было сорок восемь… Давиа? Нет, он бы знал об этом. Эммануил?… В конце концов адмирал почувствовал, что нужно что-то сделать для молодого человека, и между ними завязалась нерегулярная переписка. Молодой человек удивлял Рибаса наивностью, крайней романтичностью и почти девичьей экзальтацией. Жена Настя разговоров об Иосифе Сабире больше не возобновляла. И в обществе никто не делал намеков на этот счет. Но зная, как относится Павел I к бывшим фаворитам своей матери, адмирал ждал самого худшего. Виктор Сулин, когда Рибас изложил ему суть дела, одобрил действия адмирала и сказал:

– А не замешаны ли здесь ваши итальянские «друзья»?

Но другие события в беспокойной Российской империи отвлекли Рибаса.

В одну из поездок по городу Рибас был поражен: многие дома, заборы, ворота оказались выкрашенными черными, желтыми и белыми ромбами! Такое могло привидеться лишь в бредовом сне. Но возле Гостиного двора происходило штрафование тех, кто еще не успел перекрасить заборы: солдат взваливал жертву себе на плечи спиной вверх и, согнувшись, шел от полицейского к полицейскому и они колотили несчастного палками, как выбивают перину.

Когда император вернулся в столицу и увидел город в черно-желтых ромбах, от изумления выпучил глаза:

– Где мы? Куда приехали?

Оказалось, что генерал-губернатор Архаров и его «архаровцы» приготовили государю сюрприз: приказали обывателям красить дома, как шлагбаумы. Архаров получил от Павла дурака, был выгнан, генерал Буксгевден занял его место, но чтобы сюрпризов больше не было, за ним присматривал наследник Александр.

Адмиралтейские заседания, отсутствие конкретных дел, к которым адмирал привык, даже угроза возможной интриги – все это не составляло причину постоянного беспокойства адмирала. Но что же тревожило его? Большинство рибасовых приятелей-знакомцев, боевых товарищей и при новом государе получили отменный статус. Войнович был определен к заседаниям Черноморской Адмиралтейств-коллегий. Базиль Попов стал президентом камер-коллегии. Де Волан нанес визит Рибасу в новом генерал-майорском мундире и сообщил, что назначен к главному директору Водных коммуникаций графу Сиверсу «сочинять планы и профили Мариинского канала»… И все-таки, казалось, какая-то неясная большая тень давлеет над людьми и делами их.

Рибас искал объяснения собственным тревогам и в конце концов понял, что причина их даже не в неуверенности в завтрашнем дне, а в том, что деяния новой власти попросту непредсказуемы. В октябре 1797 года Франция и Австрия заключили Кампформийский мир, Франция получила Венецианские острова в Средиземном море, могла «возмутить» греков и албанцев и распространить «зверские свои правила» и в Турции – как писал прокурор Куракин. А что же Павел?

Англия продолжала противостоять французам и вешала своих собственных матросов-бунтовщиков. Очередной переворот создал во Франции Вторую Директорию, которая отправила на гильотину сто шестьдесят жертв, подозреваемых в роялизме. Вена рассчитывала на передачу Зальцбурга и Боварии… А что же российский император?

В это жестокое и кровавое время у Рижской заставы Петербурга разыгрывалось знатное действо. Граф Юлий Помпеевич Литта, чрезвычайный посол мальтийского ордена, приехал на заставу из центра города, велел развернуть карету и отправился назад, сопровождаемый эскортом всадников с восьмиконечными белыми крестами на алых мантиях. Комиссар Павла в треуголке с султаном ехал впереди. Обер-церимонимейстер двора встретил и приветствовал графа Литта на полпути. Так Юлий Помпеевич осуществил свой торжественный «въезд» в Петербург. В город, в котором он давно жил.

Через пару дней Павел честь по чести дал первую аудиенцию Юлию Помпеевичу, с которым до этого виделся постоянно чуть ли не год и щедро ссужал деньгами. Аудиенция вершилась публично в тронном зале. Рибас среди членов Адмиралтейства был в числе тех. кто кроме пяти российских орденов – двух Георгиев, двух Владимиров и ордена Александра Невского имел и скромный мальтийский крест.

На Рождество у Рибаса гостили «будущие рыцари» – Виктор Сулин и Базиль Попов. Виктор отказался от мысли бежать из Петербурга в имения. За ужином говорили о Суворове. Базиль накануне виделся с доверенным опального графа и сказал:

– Общая сумма исков к фельдмаршалу составляв; сто пятьдесят тысяч.

– И он будет платить? – округлила глаза Настя.

– Чем? Эта сумма втрое превышает его годовой доход.

Рождественская почта принесла вести от Миши, братьев и Елизаветы Григорьевны. Миша писал о шкловских товарищах-кадетах и о выезде в летний лагерь. Лиза свое письмо Рибасу почти полностью посвятила де Волану, подробно описывая все несносные черты его характера и нежелание писать ей. Феликс писал, что вышел в отставку из Черноморского гренадерского корпуса с ношением мундира и остался в Одессе в качестве плац-майора. Он собирался купить имение в Тузлах, пока есть деньги и земли дешевы. Андре уехал из Одессы через проливы на Неаполь и обещал написать братьям оттуда.

На другой день Рождества чета Рибасов нанесла визит графу Алексею Бобринскому. Пока гости съезжались, адмирал говорил с Алешей в кабинете. С Алешей! Шутка сказать – бывшему кадету стукнуло тридцать пять, он был лысоват, высок, грузен, осанист. Смутился, когда адмирал поцеловал его в щеку.

– Чем и как ты живешь? – спросил бывший воспитатель.

– Служу в конной гвардии. Вы знаете, кто мой шеф?

– Великий князь Николай Павлович?

– Да. Императрица сказала мне, что он уже начал ходить.

– Прекрасно.

– Он не только ходит, но уже и полковник, – улыбнулся Алексей. – Правда, он еще не говорит. Но замечено, что младенцу нравится коричневый цвет, и мы шьем теперь походные мундиры коричневого цвета.

Рибас оценил иронию и спросил:

– Ты говорил Насте о библиотеке, которую тебе будто бы завещал Бецкий?