Родион Феденёв - Де Рибас

Встреча с ней произошла два года назад при стечении самых разных обстоятельств. Приехав в Кременчуг по делам полка, Рибас встретил там Марка Войновича, подивился появившейся у капитана степенности, важности. Марк Иванович говорил со значением:

– Я командую эскадрой в Севастополе, а все приходится просить. Хлопотал об отводе мне земли в Крыму.

– Отказали?

– Нет. Но стоило мне попросить, Потемкин ругался, что Крым разворовали. Николай Мордвинов шесть тысяч десятин получил на Южном берегу. Я просил вдвое меньше. А Попов отхватил себе тридцать тысяч десятин. Даже юнгфера Пересухина у нас земли имеет.

Услыхав о Мордвине, вспомнив его флорентийскую мадонну-англичанку, Рибас спросил:

– А что Мордвинов? Женился? Где он?

– Назначен старшим чином Черноморского адмиралтейства, – сумрачно отвечал граф. – Пребывает в Херсоне. Женился, но жену с собой, кажется, не привез.

После присоединения Крыма к России татарам была обещана неприкосновеность имущества и владений. Но многих склоняли к отъезду мурзы и турецкие посулы, и татары бросали дома, виноградники, сады и уезжали в Турцию. Бывшие ханские земли и большая часть степного Крыма оказались свободны. И, когда Рибас говорил об этом с Войновичем, услыхал знакомый голос:

– И вы Крымским собственником хотите стать, Джузеппе?

Это был Виктор Сулин. Он ничуть не изменился, восторгался Тавридой и советовал Рибасу:

– Вам надо непременно иметь земли в этом сказочном краю.

– Чтобы купить, денег нет, – отвечал Рибас.

– Где вы видели охотников покупать, если светлейший князь и бесплатные ордера на землю дает? Греки у нас селятся в Балаклаве, Аутке. Кубанцы в степях. Четыре тысячи церковников в Новороссию пришло и никто без земли не остался.

Одним словом, Рибас тут же через Попова получил ордер на полторы тысячи десятин в Акмечетском (Симферопольском) уезде. Правда, Попов сказал:

– Когда камеральное описание земель будет закончено, тогда межевые планы выдадут.

Но все-таки неожиданно для себя Рибас сделался землевладельцем, испросил отпуск и отправился в Крым вместе с Виктором. В канцелярии Ак-мечети ему предложили тысячу тридцать девять десятин удобной земли и сто семьдесят пять неудобий при деревне Биюк-Сюрен, куда они отправились, прихватив с собой переводчика-толмача. Встретил их татарский староста и указал дом с садом, который Рибас мог занять. Но господа расположились на лужайке возле зарослей кизила. Адъютант разжег костер, из аула явилась шумная депутация с барашком.

– Требуют, чтобы староста разделил на всех имущество мурзы, – сказал толмач.

– Пусть разделит, – отвечал новоявленный землевладелец.

Родственники старосты были этим возмущены. Его противники неумело кланялись землевладельцу и привели из селения девочку-подростка в темных нищенских одеждах.

– Они дарят ее вам в жены, – объяснил толмач.

Она была худа, для татарки высока ростом, упиралась, закрывала лицо платком, но ее подвели к Рибасу, заставили кланяться.

– Поздравляю, – сказал Виктор. – Сеньора хоть куда.

А сеньора, немного освоившись, принялась хлопотать у костра. Толмач объяснил, что она дочь грузинки из гарема местного князька, сбежавшего в Очаков, зовут ее Анаида, живет в селении из милости. За трапезой девочка прислуживала, принесла миску с водой, чтобы господин землевладелец совершил омовение. Рибас подарил ей золотой и они уехали в Севастополь, где Войнович пригласил их сопутствовать ему в крейсерстве между Ахтиаром и Козловым. Дом графа был на противоположной стороне от Севастопольской пристани. После завтрака друзья вместе с Войновичем на гребном катере приплыли к пристани, где дежурный офицер доложил, что утром солдаты поймали татарку, которая то что-то высматривала на верфи, то заглядывала в окна казенных домов. А окликнули – пыталась бежать.

– Я ее расспрашивал – молчит, – сказал дежурный офицер. – Велел запереть ее в якорном сарае.

– Пусть посидит, – сказал Войнович – Вернемся – расспросим.

– Золотой рубль при ней нашли, – сказал офицер.

Виктор и Рибас переглянулись.

– Сеньор, не вашу ли это жену в якорной сарай посадили? – засмеялся Виктор.

Да, это была испуганная, покорная, обрадованная спасением Анаида. Войнович, узнав ее обстоятельства, отправил ее в свой дом на попечение жены. Вернулись они через полмесяца, так как продлили свое крейсерство до самой Кинбурнской косы. Во время обеда жена Войновича ввела в столовую девушку, в которой было невозможно узнать несчастную Анаиду. Перед пораженными гостями предстала стройная, темноволосая синеглазая красавица.

– Добрый день, – сказала она, тщательно выговаривая слова, и смутилась, потупила взор. Мужчины онемели, а жена Войновича, смеясь, сказала:

– Она не только красавица, но и умница. Все хватает на лету. Вы когда уезжаете, Осип Михайлович?

– Через пару дней, – ответил Рибас, а жена Войновича перешал на французский:

– Она считает, что обязана всюду следовать за вами. Но уж вы ей скажите, чтобы она оставалась здесь. А еще лучше – прикажите. Мы к ней привыкли.

С чувством сожаления полковник исполнил все, что от него требовалось. А через год Виктор привез Анаиду в Новоселицу.

– Так уж пришлось, – сказал он. – Она объявила, что уедет к вам сама.

Вот так и появилось в жизни Рибаса это поразительно нежное и пугливое существо. Способностей она была необыкновенных. Довольно бойко говорила по-русски и даже вставляла в свою речь французские заученные фразы. Но что оставалось делать? Рибас поселил ее в доме полкового капельмейстера, и Айя, как девушку по-домашнему звали Войновичи, учила с капельмейстером грамоту, читала, вела хозяйство и была счастлива, когда господин полковник брал ее с собой на прогулки. Полковые офицеры оказывали ей особое почтение. Не было ни одной ярмарки, с которой ей не привозили подарки. Когда Рибас болел и не мог есть из-за воспаленного простудой горла, Айя грела на кухне мешочки с песком, несла их полковнику и сидела на полу возле постели, а смотрела на Рибаса так, что он начинал понимать древний обычай, когда цветущая жена почитала за счастье быть заживо погребенной вместе с умершим воином.

Полковые романы – отнюдь не редкость. И Рибас ездил с офицерами на приемы в окрестные имения, где в провинциальных жеманницах недостатка не ощущалось. Молодая вдова Катрин Васильчина, владелица имения под Новоселицей, жила в нем с тетушками и молоденькими наперсницами. Офицеры благоговели перед Катрин, а ее фантазиям удержу не было. То объявлялась охота на степных лисиц с помощью луков. То предлагалось найти в стогу сена записку Катрин, и офицеры дружно брались за дело.

– Зачем вы предложили им это? – спрашивал Рибас.