Луис Ривера - Легионер. Книга 1

Огорчало меня то, что, как я ни старался избежать неприятностей, они все-таки меня нашли. В конце концов, я ведь завербовался в легион не для того, чтобы стать образцовым пехотинцем. Мне нужно было всего лишь добраться до Оппия Вара. О том, что буду делать потом, я раньше как-то не задумывался. Теперь пришлось. Я вдруг понял, что оказался в ловушке. Сам себе я уже не принадлежу. Хочу того или нет, я вынужден жить по тем законам, которым подчиняется каждый человек в легионе. Ни мои желания, ни мои цели не имеют никакого значения, если идут вразрез с желаниями и целями этого огромного существа, называемого армией.

Если я стану плохим солдатом, меня могут перевести во вспомогательные войска, могут забить до смерти, могут отправить служить в какой-нибудь далекий гарнизон, откуда я смогу выбраться лишь к концу жизни. Но даже если я стану хорошим солдатом, это вряд ли приблизит меня к убийце моего отца. Шансов, конечно, больше, но уверенности нет… И самое печальное — я просто обязан стать тем или тем. Третьего пути не дано. Он был, пока я не завербовался. А теперь… Если только дезертировать. Но об этом я почему-то даже не хотел думать. Отец не одобрил бы такой шаг. Коли уж поступил на службу — служи. Головой работать надо было раньше.

И тут мне вспомнился разговор с учителем-греком. Его слова о том, что один долг порождает другой. Похоже, так оно и есть. Теперь у меня был долг не только перед отцом, но и перед легионным орлом, а вместе с ним и перед центурионом по прозвищу Бык, и перед товарищами по оружию. Вместо того чтобы шаг за шагом приближаться к своей жертве, я вынужден целыми днями и ночами думать только о том, как бы не совершить ошибки в строевых упражнениях или на занятиях по тактике. Вот тебе и месть…

Маневры, о которых говорил Луций, проводились через день за пределами лагеря, на ближайшем поле. Этот клочок земли, изрытый калигами новобранцев и лошадиными копытами, мы называли «жерновами». После дня, проведенного на этом поле, мы действительно чувствовали себя так, словно побывали в мельничных жерновах.

На этом поле мы проводили самые тяжелые часы. С тяжелым учебным оружием, обливающиеся потом, мы сотни раз разворачивались в боевой порядок, отрабатывали смену линий, отступление, маневрирование в составе манипулов и когорт, и прочее, и прочее, и прочее. Но вся эта муштра была вовсе не самым трудным.

Как только мы научились худо-бедно обращаться со щитом и мечом, на этом поле стали разворачиваться самые настоящие баталии. Когорта против когорты, манипул против манипула. По строгим условиям, заданным офицерами. Оборона позиции, отражение нападения из засады, преследование, борьба с конницей… На этом поле я впервые начал понимать, что война — это непростое ремесло. Честно говоря, даже начал с уважением поглядывать на центурионов и ветеранов. Они-то выполняли не один десяток раз все эти маневры в настоящем сражении. В голове не укладывалось, как все эти перестроения можно проделать, когда над головой свистят стрелы и дротики, а рядом падают истекающие кровью товарищи…

— Ежели атакует кавалерия, — учил нас Бык, — сбивайте щиты плотнее и ждите, пока всадники не приблизятся на тридцать шагов. Стойте спокойно — пока вы держите строй, кавалерия вам не страшна. Вот ежели драпанете, тогда пиши пропало. Вырежут всех, как стадо овец. Сколько раз такое видел… Бывало, что из когорты никого не оставалось. Так что хоть гадьте под себя от страха, но стойте на месте. Подошла конница на тридцать шагов, первые шеренги бросают пилумы. Разом, дружно. И не метьте во всадников, все равно не попадете. Метить нужно в лошадей. Всегда сначала нужно бить лошадь. Даже если конница до вас все ж таки добралась. Всадника не достанете, а коли мечом лошади по морде попадете — так он мигом спешится. Тут уж и добивайте.

А я думал, что за этими жестокими словами и стоит настоящая война. Когда все твои действия подчинены одной-единственной цели — выжить. И все понятия о добре и зле вдруг оказываются чем-то бесконечно далеким, надуманным, неестественным. Даже вредным.

— Мечом колите, а не рубите, — наставлял убеленный сединами ветеран-инструктор, — рубить без толку, если на противнике доспехи. Да и сил больше нужно, чтобы мечом размахивать. Щитом прикрылись, толкнули — и мечом в живот. В грудь не бейте, меч в ребрах часто застревает, а пока будете вытаскивать, самих могут копьем угостить. Можно в лицо колоть, в руки, в ноги. Но лучше всего в живот. Тогда сразу из него потроха вон.

У меня перед глазами сразу вставали лица убитых мною разбойников. И, вспоминая, как по рукам текла их липкая теплая кровь, я чувствовал тошноту.

Щитом старайтесь сбить врага с ног. Всем телом налегайте. Особенно при первом столкновении. Задние должны быть готовы упереться и не дать передним откатиться назад после сшибки. Помните, первая сшибка самая важная. Выиграли ее — считай, и бой выиграли. Проиграли — тяжко будет победить, — говорили нам старые рубаки.

А мы пытались применить все эти знания на практике, с ревом бросаясь друг на друга, толкаясь щитами, дубася направо и налево деревянными мечами, получая шишки и ссадины, падая, снова вставая и бросаясь в гущу «боя».

— В бою бить нужно ближнего. Кто под рукой, того и коли. Видишь, что твой товарищ с кем-то сцепился, помоги ему, бей врага в спину, потом, глядишь, и товарищ тебе так же поможет. Не надо себе достойного противника подыскивать. Раненых не добивать. На это времени не будет, так что даже не пытайтесь. Ударили раз, ищите другого. Добить еще успеете.

Любимым упражнением инструкторов было «прорвать строй». Половина центурии выстраивалась в две шеренги, прикрывшись щитами. Они должны были устоять и не потерять строй. Остальные новобранцы, без щитов, доспехов и оружия, были атакующими. Нужно было с короткого разбега бросаться всем телом на стену щитов, чтобы пробить в ней брешь. Все равно, что на стену дома кидаться, должен сказать. Если атакующим с десяти попыток прорвать строй не удавалось, они изображали погребальный бег, пока не начинали валиться с ног. А потом все сначала…

Любили командиры и «штурм стены». На вершине крутого холма часть новобранцев, укрывшись за щитами и выставив палки-копья, изображала защитников крепости. Остальные в полном снаряжении обязаны были взять эту «крепость» приступом, то есть попросту спихнуть всех защитников с вершины. Карабкаться наверх приходилось чуть ли не на четвереньках, настолько крутой был подъем. Все делалось на время, так что было не до правильных построений. Все просто лезли наверх, кое-как закрываясь щитами от летящих сверху камней и дротиков с тупыми наконечниками, молясь, чтобы не оступиться и не покатиться вниз, под ноги рекрутов, напирающих сзади, одуревших от усталости и страха перед центурионом.