Эльвира Барякина - Белый Шанхай

Письмо тете Клэр в Техас отправлено, надо дождаться ответа. Она подтвердит, что Ада Маршалл действительно американка по отцу. Пригласит в гости и вышлет денег. А Клим будет вечно сидеть в этой дыре.

Люк в полу откинулся. Голос Клима:

– Залезай сюда, батюшка. Сейчас я самовар поставлю.

Ада отдернула занавеску:

– Вы что, гостей решили пригласить?

Отец Серафим – грязный, борода спутанная:

– Здравствуй, девочка…

Клим усадил его на циновку:

– Ничего, отлежишься, выздоровеешь. Ада, он здесь переночует.

Ада не могла выгнать Клима – он не уходил. Он распоряжался ее жизнью, ее деньгами. Он приводил в дом посторонних, ни о чем не спрашивая. Ада – пустое место для него.

– Я плачу за комнату! Давайте всех приведем! Всю улицу!

Отец Серафим шмыгнул носом:

– Пойду я…

– Сиди, батюшка! – Клим сжал его плечо. – Куда ты пойдешь с температурой? Ада, прекрати! Что ты как маленькая?

– Я не позволю с собой так обращаться! Я вас кормлю за свой счет, а вы…

Входной люк подпрыгнул от удара: Чэнь опять стучал снизу метлой.

– Господин Клим, побейте вашу женщину! Ее крики мешают соседям!

Ада задернула занавеску. Наплакалась, умылась, переоделась в танцевальное платье.

– Не провожайте меня! – рявкнула, когда Клим принялся собираться. – Одна дойду!

– Не валяй дурака.

Шли как чужие. Ада молчала – руки в карманах. Первой не выдержала:

– Ваш батюшка ест как слон! Кто кормить его будет?

– Я работу нашел. Завтра принесу денег.

– Вы хоть подумали, где будете спать? Батюшка полкомнаты занимает…

– Слушай сказку, – перебил Клим. – Жил-был богатый купец. Половину дохода он тратил на соседей: кому избу построит, кому лошадь купит. Царь вызвал купца к себе. «Зачем, – спрашивает, – ты деньги раздаешь? Ведь тебе от этого один убыток». А купец ему: «Если я один буду богат, так у меня соседи воровать начнут. Если же всякий вокруг будет сыт и доволен, воровать ни к чему. И потом, государь, с богатым я дело могу завести, он мне при случае поможет. А с убогого что взять?»

– Теперь я понимаю, почему от вас жена ушла, – зло фыркнула Ада. – Вам чужие всегда дороже своих.

– По лбу получишь, – пообещал Клим.

Лицо у него было растерянное. Будто застали его за неприличным.

Феликс Семенов Родионов – кадет восемнадцати лет, русский, православный, сирота на попечении корпуса, – отбывал наказание в карцере.

По распоряжению властей Хабаровский и Сибирский корпуса втиснули в особняк на Синза-роуд. Спали вповалку – даже на лестницах; под карцер выделили стенной шкап.

Егорыч, дежурный дядька, разрешил Феликсу открыть дверь – чтоб не в темноте сидеть.

– Эх, кадети, кадети, куды бы вас дети, – ворчал он, пришивая пуговицу к гимнастерке.

Феликс вертел в руках оторванный шпингалет и передергивал его как винтовочный затвор.

Его отправили в карцер за оскорбление дамы. Во время сидения на кораблях на борт поднялась супруга бывшего российского консула Гроссе – воздушная Элла Павловна.

– Вам лучше вернуться в Россию, – сказала она. – Мы уже телеграфировали советскому правительству, чтобы вас приняли назад.

Розовая, холеная, сроду не жравшая тухлой солонины и американских галет в намертво приставшей обертке, Гроссе всю войну просидела в Шанхае. Феликс нарушил строй и сказал непотребное: пусть она сама едет к большевикам, раз не понимает, что творится сейчас в России.

Элла Павловна оскорбилась, нажаловалась директору.

– Родионов, извинитесь, – потребовал тот.

Феликс посмотрел ему прямо в глаза:

– Нет.

На корабельной гауптвахте ютилась купчиха с детьми, и наказание перенесли на потом. Когда корпуса сошли на берег, Феликс сам явился к директору:

– Сажайте в карцер.

Директор распорядился, но на прощание сжал руку кадета:

– Молодец!

Феликс не помнил матери – она умерла, когда ему было два года. Говорили, что он очень похож на нее: смуглый, зеленоглазый, длинношеий. От отца ему достались горбатый нос и длинные кривые ноги.

Отец сгинул во время наступления 1915 года, и сироту определили в Иркутский кадетский корпус – во второй класс.

– Бить тебя будут, как бубен, – сказал дядька Егорыч.

Феликс испугался:

– За что?

– А так… Чтобы кадета из тебя сделать. Тут, голубчик, шпаков не любят.

Феликс помнил свой первый день в корпусе: гром барабанов, лавина мальчишек на лестнице. После занятий строем пошли в столовую. Хор ахнул молитву, зазвенела посуда.

В классе Феликс чувствовал себя зверьком, брошенным на съедение. Шея чесалась – то ли от несмытых после бритья волосков, то ли от настороженных взглядов.

– За двести лет существования кадетские корпуса дали России бесчисленное множество героев и выдающихся на всех поприщах государственных деятелей… – говорил офицер-преподаватель.

Вечером в умывальне Феликс подрался с Башкировым – белобрысым сильным мальчиком из того же отделения. Они ринулись к одному крану, и никто не желал уступать. Сцепились, покатились по кафельному полу. Кадеты радостно улюлюкали.

На следующий день воспитатель отправил обоих мыть окна во втором этаже (денег у корпуса не было, приходилось самим справляться):

– Один моет – второй его за пояс держит. Плохо будете мыть – заставлю переделывать. Плохо будете держать – уроните товарища на мостовую. И потом вам с этим грехом жить.

С этого дня Феликс и Башкиров стали друзьями. Жадно читали фронтовые сводки, по ночам шептались: вырастем и покажем проклятым немцам почем фунт лиха.

Революция, смерть Государя. Советы решили сделать из корпуса «красную пролетарскую военную гимназию»: погоны спороть, знамена убрать, иконы – в печь. На общем собрании кадеты постановили: не подчиняться. Башкиров размазывал слезы по лицу:

– Сволочи! Мы им покажем!

Старшие удрали к белым партизанам, а малышню оставили на попечение семинаристов. Постепенно в город подтягивались кадеты из Омска, Ташкента, Оренбурга. Всех вместе теперь называли Сибирский корпус. В конце 1919 года офицеры-воспитатели решили эвакуировать кадетов и прибившихся к ним воспитанниц женских институтов. Тиф, вши, голод. На станции Слюдянка большевики организовали забастовку железнодорожников. На улице мороз – птицы дохли на лету, а в неподвижных вагонах – сотни детей, без топлива и продовольствия. У Феликса началось воспаление легких. Если бы рабочие не дали паровоз и уголь, не довезли бы до города – все, конец.

Во время сибирского отхода Феликс убил человека. Красные разобрали пути и обстреляли поезд. Кадеты приняли бой. Пленных было пятьдесят три человека, их заставили починить полотно, а потом ликвидировали. Феликс целился комиссару между глаз. Попал.