Эльвира Барякина - Белый Шанхай

Эдна хотела уехать еще и потому, что она начала выпрашивать у мужа знаки внимания, задавала вопросы, на которые нет других ответов, кроме «я люблю тебя». Но Даниэль уклонялся от них со своей обычной элегантностью. Эдна чувствовала, что ему просто неинтересно с ней.

– Я не знаю, когда вернусь, – сказала она, садясь в автомобиль.

Даниэль поцеловал ей руку:

– Дай мне телеграмму, когда доберешься до Пекина.

На вокзал он не поехал. Сказал, что у него дела.

Какой, к черту, вокзал? Тихо ступая по ковру, подкрасться к детской, заглянуть в приоткрытые двери.

Вот она. Солнце разложило на полу ярко-желтые квадраты, и один из них пришелся точно на Аду. Она сидела на нем, как на парадном блюде. На голове – самодельная корона из фольги. Волосы, перевязанные разноцветными шерстяными нитками, торчали во все стороны.

– Нужно, чтобы было раз, два, три… много косичек, – говорила Бриттани. – А у тебя только раз, два, три… мало!

Половица скрипнула под ногой Даниэля.

– Кто там?

Он с фальшивой беззаботностью вошел в детскую.

– А мы опять играем в принцесс! – сказала Бриттани и сунула Даниэлю тяжелую книгу с картинками. – Вот в этих.

– И что, мисс Ада у тебя принцесса? – спросил он.

Ада покачала головой:

– Нет, я злая королева-мачеха. Сейчас Белоснежка нарядит меня для бала, и я начну ее терзать.

Она схватила Бриттани и принялась щекотать ее. Та хохотала; ноги в белых чулках мельтешили в воздухе.

– А-а-а! Пусти меня, злая мачеха!

Вечером, когда Ада собралась домой, Даниэль, как всегда, подкараулил ее в прихожей. Сделал вид, что поднимается к себе и встреча абсолютно случайна.

– Всего хорошего, – бросила Ада, вприпрыжку спускаясь с крыльца.

Даниэль смотрел ей вслед.

– Ада!

– Что?

Остановилась. Он подошел к ней:

– Ада, я готовлю новую партию чая для отправки в Европу. Чай называется «Принцесса». Хотите, ваш портрет будет на каждой пачке?

– Не хочу.

Она повернулась, чтобы идти, но Даниэль просительно взял ее за руку – чуть выше запястья:

– Ада, я заплачу вам. Сколько вы хотите?

Секунда на вычисления.

– Пятьдесят… пять долларов. – Но, увидев его готовность, она тут же добавила: – Это вперед. И еще столько же после.

Даниэль достал из кармана бумажник:

– Вот держите. У меня нет пятерки.

Она показала на десятидолларовую купюру:

– Я вам завтра принесу сдачу.

– Не надо сдачи. Так вы согласны?

– Пожалуй.

– Я направлю вас в фирму моей подруги. Нина Купина занимается рекламой, она тоже русская…

– Я ее знаю. Мы приплыли в Шанхай на одном пароходе.

Ада спрятала деньги в сумочку, но потом переложила в карман.

– Сумку вырвать могут, – пояснила она и, помахав Даниэлю, пошла к калитке.

Он не выдержал и рассмеялся: девочки, скрывающие неуверенность за нахальством, – это такая прелесть! Интересно, сколько потребуется денег, времени и комплиментов, чтобы влюбить ее в себя?

Вернувшись в дом, Даниэль позвонил Нине:

– У вас есть на примете художник, который мог бы нарисовать этикетку к чаю?

– Конечно. А что именно надо изобразить?

– Одну девицу. Я пришлю ее вам, хорошо?

– Разумеется.

Ада торжествовала: все складывалось замечательно – война кончилась, Шанхай остался невредим, Митя ушел. Он до смерти надоел ей глупыми вопросами: «А что такое „Виктрола“? А что за дух там внутри сидит и поет?»

Но самая главная удача – сто пятнадцать долларов ни за что ни про что. При мысли о том, что мистер Бернар в нее влюбился, Ада едва могла удержаться от хохота. Самое главное – не терять голову: он женат, и рассчитывать на что-то серьезное не стоит. Держать его на расстоянии и постараться вытянуть из него как можно больше. Только бы Эдна ничего не узнала!

Хорошо бы скопить на билет в Америку. Но говорят, там приняли новый закон и теперь нельзя, как раньше, приехать и пройти регистрацию. Введены специальные квоты на эмигрантов каждой национальности. Если не проходишь по квоте – поворачивай назад. Так что все равно надо прорваться в американское консульство и потребовать, чтобы они выправили паспорт – как дочке американского гражданина.

Какое счастье, что мистер Бернар направил ее к Нине Купиной! Надо спросить, во сколько обойдутся ее услуги.

Ада подвила плойкой волосы, отгладила платье, пришила сначала один воротничок – отпорола: недостаточно наряден. Пришила второй – глупо: как гимназистка. Третий порвался. В результате пошла вообще без воротничка, только косынку накинула на плечи и в волосы астру воткнула. Даниэль тоже хорош – отправил делать портрет, а денег на новое платье не дал. Ну и будет ему чай «Нищая принцесса».

Мастерская Нины Купиной помещалась в одноэтажном доме. За ним тянулось серое здание без окон – склад.

Ада объяснила привратнику, что у нее встреча с хозяйкой, и ее проводили внутрь. Коридор, выщербленная плитка на полу. Одна дверь была раскрыта, там за мольбертами сидели китайцы – как в художественной школе.

В кабинете Нины Васильевны пахло типографской краской. Все стены были увешаны пестрыми картинками: азиатские девушки – с веерами, кошками и всевозможными пузырьками в руках.

Нина Васильевна рассматривала папку с рисунками. Рядом с ней сидела модно одетая китаянка.

– Этот парень работал на «British American Tobacco», – объясняла она по-английски, – занимался сигаретными пачками и вкладышами.

– А почему оттуда ушел?

– Его выгнали. Начальник подумал, что он продает их секреты то ли китайской табачной фабрике, то ли одной из независимых студий. Сейчас каждый второй использует их технику «втирай и расписывай». [53]

Нина Васильевна усмехнулась:

– Думаю, его надо брать, но сажать отдельно от всех. Или пусть дома работает, а нам приносит готовые плакаты.

Ада в смущении стояла на пороге. Тут серьезные дела делаются, каких-то художников нанимают. Ей вновь стало стыдно за свое бедное платье.

Нина Васильевна подняла глаза. Встала и поманила Аду за собой:

– Идем.

Даже не поздоровалась.

«Я ей не нравлюсь, – в испуге подумала Ада. – Наверное, потому, что ее Клим так долго жил в моей комнате. Она хоть и не любит его, но ей все равно обидно. Эх, не будет она мне паспорт выправлять!»

В большой комнате, загроможденной мебелью и вешалками с платьем, их ждал вертлявый смуглый парень с лоснящимися мелкими кудрями.

– Разберись с ней, – велела Нина Васильевна и вышла.

Бóрис – так звали парня – несколько раз обошел вокруг Ады, поцокал языком и потащил ее к большому зеркалу вроде тех, что бывают в театральных гримерках.

– Садись на стул и повернись ко мне. Будем делать из тебя лебедя.

На его переднике имелось множество карманов, откуда он ловко выхватывал то кисточку для пудры, то карандаш для глаз.