Эльвира Барякина - Белый Шанхай

Река, скрип уключин. Неужели домой? Неужели отмучился? Дома мамка небось заплачет, кинется тесто разводить, блины делать…

Вот они – «Охотник» и «Монгугай», тросами связанные. Пока ехали, Назар ногти до крови обглодал, не замечая боли.

– Туда рули, дурья твоя башка! – кричал он лодочнику. – Эй, на «Монгугае»! Я приехал! Поднимайте меня скорей!

Над бортом показалась папаха.

– Ты, что ли, Назар? Ах, сукин сын, а мы уж тебя потеряли!

– Я, я! Господи, ребятки, я ж по вам скучал, как по маме!

Феликс – усталый, до плеч забрызганный грязью – вернулся в участок.

Было одиннадцать утра. Перед воротами митинговали бездельники-студенты: опять требовали освободить политических заключенных. Феликс растолкал их, ввалился в душный сумрак приемной.

Увидев его, дежурный сикх приподнял косматые брови:

– Где это вы были?

Феликс не ответил.

Вот уже два дня он сидел с биноклем на берегу Хуанпу – наблюдал за русскими судами. Сегодня рано утром между ними произошел бой. Генерал Анисимов приказал рубить трос на «Монгугае», с «Охотска» открыли пулеметный огонь. Двое раненых, один убитый. К «Монгугаю» подошел английский катер и вывел его из-под обстрела.

Феликс ничего не понимал: на кой ляд англичане помогают казакам Анисимова? Ведь те собрались бежать к большевикам!

Он вошел в свой кабинет, стащил намокшие обмотки: на дорогах – грязь непролазная.

Надо думать, как преподнести новости Хью Уайеру. Никогда не знаешь, что у старика на уме. Доложишь как есть – он, чего доброго, разорется: скажет, что Феликс должен был не допустить увода «Монгугая» со стоянки. А как не допустишь? Ему ни людей не выделили, ни оружия. Велели следить за судами – он следил.

Феликс снял телефонную трубку – хотел набрать номер Уайера, но передумал. Что-то в этой истории было не так…

Дверь открылась, и в кабинет без стука вошел Клим Рогов:

– Поговорить надо. – Он был бледен, глаза горели яростью. – Зачем вы подстроили это?

– Подстроили что?

– Вы бывший кадет, черт бы вас подрал! Нельзя же быть таким подлецом! – Рогов вытащил из кармана несколько исписанных листов и швырнул их Феликсу в лицо: – Держите свое интервью. Ладно вы меня выставили отравителем… Но Глебова за что убивать? Он ведь людей спасает – наших, русских… А, да что с вами говорить! – Он махнул рукой и направился к двери, но Феликс его остановил:

– Глебова отравили?!

Они сидели друг напротив друга – злые, напряженные. Феликс ушам своим не верил: по словам Рогова выходило, что интервью было затеяно с одной целью – убрать генерала, чтобы большевики смогли увести «Монгугай» в Россию.

– Вы хотите сказать, что вы этого не знали? – недоверчиво произнес Рогов.

Феликс покачал головой:

– Я получил приказ от Хью Уайера устроить твою встречу с Глебовым. Он сам переговорил с главным редактором «Ежедневных новостей».

– Как вы сказали? Уайера? Заместителя комиссара? – Рогов потер виски. – Единственное, что непонятно, как Уайер спелся с Соколовым? Или он идейный борец за победу коммунизма? В любом случае, я в эти игры играть не собираюсь. Всего хорошего.

– Погоди!

Феликс не знал, что предпринять: отпустить Рогова с миром? пригрозить высылкой? То, что Клим посчитал его предателем Белого дела, оскорбило его хуже пощечины.

– Ты не можешь так просто уйти от нас… – начал он.

Рогов взглянул на него исподлобья:

– Еще как могу. Мне нечего терять: если генерал умрет, глебовцы захотят отомстить, и первый подозреваемый у них – это я. Так что депортация для меня не самый плохой вариант.

Тяжелый камень ударил в окно, стекла посыпались. Феликс инстинктивно упал на пол – как во время артобстрела. С улицы донесся бешеный рев толпы. Когда Феликс обернулся, Рогова уже не было в кабинете.

Эдна медленно вела машину по Нанкин-роуд. Десятки автомобилей, толпы китайской молодежи – парни в длинных шелковых робах, девушки в рубахах и штанах. Многие несли флаги и транспаранты.

– Чего они хотят? – спросила Лиззи.

– Они требуют выпустить политзаключенных, – отозвалась Эдна. – Администрация японской прядильной фабрики повздорила с рабочими, и дело кончилось стрельбой и арестами. Мне об этом сегодня в редакции рассказали.

– А что на транспарантах?

– Я не знаю иероглифов. Наверное, как обычно: «Долой иностранный империализм!» и «Граждане, проснитесь!»

На углу Тибет-роуд движение остановилось: студенты перекрыли улицу. Развернуться невозможно: сзади и по бокам выстроились гудящие автомобили. Эдна раскрыла дверь и привстала на подножке.

– Что там? – спросила Лиззи.

– Перед полицейским участком толпа.

Между автомобилями и колясками рикш протискивались зеваки.

– Дай мне блокнот и карандаш, – попросила Эдна. – Они там, в кармане сиденья. Может, заметка получится.

Один из студентов взобрался на деревянный ящик. Эдне хорошо было видно его лицо: совсем мальчишка – тощий, заморенный. Рубаха болталась на нем как на жерди. Толпа бурно приветствовала его слова.

Из ворот выбежали полицейские. Студент с отчаянным ужасом смотрел на них, но не двигался с места. Над улицей зазвенели девчоночьи голоса – они пели на высоких нотах, повторяя один и тот же мотив.

– О чем они поют? – испуганно спросила Лиззи. Она тоже встала на подножку.

Эдна отмахнулась:

– А я откуда знаю?

Теперь пели все, даже зеваки. Эдна видела, как полицейские стащили оратора на землю. Он поклонился им и тут же упал, сваленный тяжелым ударом.

У ворот завязалась драка. Студента отбили, подняли над толпой. Появился новый отряд полицейских: несколько китайских констеблей, сикхов и двое белых. Один из них, офицер, что-то кричал, но Эдна не могла разобрать слов из-за рева толпы.

Полицейские выстроились перед воротами и прикрепили штыки к карабинам. Ветер донес крик офицера:

– Последнее предупреждение! Если вы не разойдетесь…

– Что толку объяснять им? Они все равно не понимают по-английски, – произнесла Эдна.

И тут раздался залп. Внезапная тишина оглушила ее. Несколько человек упали на землю. Над улицей раздался животный вой.

– Быстро в машину! – заорала Эдна сестре. – Закрой дверь и пригнись!

Мимо неслась обезумевшая толпа. Эдна и Лиззи сползли на пол и закрыли головы руками. Автомобиль раскачивался из стороны в сторону от сильных толчков. Какой-то человек вскочил внутрь, Лиззи завизжала.

– Заводите мотор! – гаркнул он по-английски.

Эдна приподнялась: это был Клим Рогов. Она поспешно села на водительское сиденье. Руки тряслись.

– Куда ехать?

– Вперед!

Булыжник, пущенный чьей-то рукой, разнес ветровое стекло.

У автомобиля лопнуло колесо, и Клим сказал, что надо заехать в гараж на Ллойд-роуд. Хозяин-американец принес спирт, чтобы Эдна и Лиззи могли промыть царапины: у них все руки были в мелких порезах. Клим отделался разбитым коленом.