Маргарита Разенкова - Девочка по имени Зверёк

Неплохо все вышло. Можно сказать – гладко как по маслу. Без лишних, неприятных для Тэдзуми расшаркиваний и словесных излияний. Господин Хирохито принял его ровно так, как Тэдзуми и хотел: просто, нецеремонно, но со всем приличествующим случаю уважением. Он радушно приветствовал гостя и провел его в самую почетную комнату дома, находящуюся на большом возвышении. Туда же приказал подать чай, предварительно вежливо поинтересовавшись, не согласится ли сын столь почтенного человека, как господин Накаёри-но Кицуно, разделить с ним вечернее чаепитие. И Тэдзуми, с неожиданным для самого себя удовольствием, согласился.

Усевшись на циновки, они вели с господином Хирохито возвышенные беседы: о поэзии, природе, героическом прошлом их родов – обо всем приятном, что дозволялось ритуалом чаепития: дабы невзначай не испортить настроения друг другу. Из-за жары ставни и ширмы были широко раздвинуты, и ветерок вольготно струился через комнаты, время от времени небрежно покачивая легкие колокольчики над маленьким изваянием Будды в углу. И пока беседа текла (самым приятным образом!), стали входить, по одной, девушки, то внося приборы для чая, то зажигая душистые палочки, то ставя перед ними букетики цветов – «тебана», цветы к чаю.

Букетики были скромные, но замечательно приятные на вид – свидетельство тонкого вкуса хозяина и его стремления, несмотря на незнатное происхождение, к высокому стилю. Тэдзуми это понравилось и расположило к господину Хирохито. Он стал с любопытством косить глазами на девушек – которая из них дочь хозяина?

Девушки, как на грех, одеты были совершенно одинаково – скромные кимоно, скромные украшения, скромные прически. И вели себя, к неудобству распознавания, очень похоже: медленные грациозные движения, плавные жесты, короткие шажки, склоненные долу головки.

«Что за притча?! – даже возмутился Тэдзуми. – Ведь они хотят показать мне Рёцимико! Так хоть бы дали знак, которая из них?»

Господин Хирохито проникновенно и понимающе улыбнулся Тэдзуми («Старый лис! – хмыкнул тот про себя. – Ничего от него не скроешь!») и жестом пригласил одну из девушек присесть с ними рядом.

– Надеюсь, мой гость не будет возражать, если моя дочь Рёцимико примет участие в чаепитии? Мы люди простые, но от всего сердца рады вам. Наша радость будет полнее, если и Рёцимико сможет выразить свое почтение вам, а в вашем лице – господину Кицуно.

Тэдзуми сдержанно кивнул, хотя сдержанность его объяснялась вовсе не тем, что он сидел за одним столом с неравными (пусть они и были кредиторами его отца), а просто смущением от того, что господин Хирохито раскусил его возникший к Рёцимико интерес.

Не поднимая чуть зарозовевшего лица, Рёцимико чинно уселась рядом с отцом. Она аккуратно разложила вокруг себя полы одежд («Немного старомодно, но мило!»), а не подложила их под коленки, как сделала бы невежа. Господин Хирохито зорко взглянул на гостя: оценил ли тот воспитание его дочери? Тэдзуми всем своим видом показал: заметил и оценил. Ростовщик покашлял в кулак – было видно, что пытался скрыть удовольствие. Он несколько раз обратился к дочери, рассчитывая, что она поднимет глаза, а гость по достоинству оценит и ее внешность.

Хотя Рёцимико отвечала, не поднимая взора, Тэдзуми и так многое разглядел: очаровательный овал лица, аккуратный вздернутый носик, нежные щечки. Ее тонкие, почти прозрачные, как фарфор из Ариты, ноздри трепетали от смущения, но речь звучала певуче-спокойно и приветливо. Это Тэдзуми тоже понравилось.

Неплохое было чаепитие. Хороший (и дорогой!) чай, приятная компания (Рёцимико оказалась недурна собой, неглупа и даже весьма начитанна), изысканная беседа. Удивительно, но эти люди хорошо разбирались в поэзии, а господин Хирохито даже сделал несколько удачных замечаний о живописи школы Кано. Хозяин знал игру го, а не только простонародную сёги. И все общение текло легко и непринужденно.

«Воистину, поприятнее, чем во многих аристократических самурайских домах! – размышлял Тэдзуми. – Гд е все так чванно и нудно, так натянуто, что похоже на театр ноо! Изведешься, так хочется поскорее уйти!» Он с удовольствием провел время в доме ростовщика, уходить не хотелось. Рёцимико, розовея и смущаясь, подарила ему на память белый цветок, изящно обернутый в зеленую бумагу подходящего оттенка и обвязанный белоснежной нитью.

Уже по пути в монастырь Тэдзуми было подумал, не присовокупить ли подаренный ею цветок (для размышления) к двум оставшимся вишневым лепесткам? «Нет, – решил про себя, – здесь нет вопроса судьбы. Все более чем понятно: Рёцимико – хорошая девушка. Могу вернуться, когда захочу, – он непроизвольно улыбнулся, – но не теперь».

В жаркий полдень Тэдзуми всегда делал привал, отдыхая под деревьями в тени. Вышагивая по одному из проселков, он уже подумывал об отдыхе, когда услышал из-за придорожных кустов сдавленный шепот:

– Добрый человек! Добрый человек, я прошу вас, помогите мне!

Говорившего не было видно, а голос был жалок и беспомощен. Но что-то в нем было такое, что выдавало человека с хорошим воспитанием, не простолюдина. Тэдзуми решил взглянуть, в чем там дело. Он огляделся вокруг – дорога была пустынна – и, на всякий случай придерживая рукоять меча, приблизился.

– Кто бы ты ни был, выходи! Я хочу тебя видеть! – громко скомандовал он.

Из кустов, пошуршав и повздыхав, показалась странная фигура, с ног до головы закутанная в потертый серый плащ. Глубоко на глаза был надвинут капюшон, скрывающий верхнюю часть лица, нижняя тоже была скрыта – короткой бородой. Тэдзуми, скрипнув ножнами, выдвинул меч примерно до середины лезвия – фигура в капюшоне попятилась, и плащ распахнулся, приоткрывая одежду совершенно непонятного покроя.

Послышалось тревожное, но вежливое бормотание:

– Я не причиню вам никакого вреда, да и не способен на это. Клянусь! Я попал в ужасное положение и отчаянно нуждаюсь в помощи. И мне отчего-то подумалось, что вы человек добрый и хоть и молодой, но справедливый. Так уж мне показалось, когда я молился, прося у Бога помощи и увидев вас на дороге.

«Монах? – удивленно подумал Тэдзуми. – Что-то не похоже: небрит, одет, как горожанин, а одежда недешевая, но уж больно необычная. Кто же это?»

– Сними капюшон! – велел он нетерпеливо.

Человек, смиренно и печально вздохнув, откинул капюшон, и Тэдзуми от досады поморщился: «Как я сразу не догадался: южный варвар! Европеец!»

Худой, нескладно-высокий, заросший многодневной щетиной, незнакомец производил, тем не менее, странно двойственное впечатление: внешне – бессилия, но одновременно – решимости и силы, отражавшихся в его блестящих от волнения глазах.

– Португалец? Кто ты и что здесь делаешь?