Маргарита Разенкова - Девочка по имени Зверёк

– Очень образно!

– Да-да… Вот тебе еще образ: в каждой беседе с ним мне приходится лавировать, как кораблю в шторм среди острых скал. И нет-нет, да я ударяюсь о невидимые подводные камни нашей беседы, и мой корабль дает течь. Остается немедленно ретироваться и залечивать раны! А если я окажусь в какой-то беседе хорош как собеседник, так он разражается бранью в адрес невежественной римской толпы, или тупоумных сенаторов (о, я лишь повторяю его слова!), или дурных законов, или испорченных нравов – все равно плохо и равно отвратительно для него, Луция. Тут они прекрасно поют на пару с Квинтом Метеллом. Горе или благо Риму, что Луций никогда не добивался цензорства? Ни в сенате, ни в народном собрании не осталось бы ни единого человека: все, буквально все оказались бы негодными или недостойными. Он, возможно, стал бы великим оратором, но у него неблагозвучный голос, квириты этого не примут, а Луций полагает ниже своего достоинства что-то менять в себе, считаясь с мнением людей.

– Ты все же выучился у него многому.

– Не отрицаю. Но мог бы и большему! Все, что ты сейчас от меня услышал об учении пифагорейцев, и услышал за какой-то час, я выуживал у Луция в течение нескольких дней, замирая и чуть ли не кланяясь, а вдобавок выслушивая его надменные речи с критикой всего и вся!

– Да-а, – протянул Валерий, – хорошо, что цензором у нас сейчас Публий Сципион! А знаешь, меня очень заинтересовало это учение о «странствиях» души. Ты не находишь его забавным?

Судя и по голосу, и по взгляду Валерия – насколько Марк знал приятеля, – тот вовсе не находил обсуждаемую тему «забавной». Но такова уж была манера Валерия «прощупать» мнение Марка. «Я сам виноват, – подумал Марк, – слишком часто острю на его счет – теперь Валерий не решается сразу высказать свою точку зрения». А вслух произнес:

– Забавным – нет. Я всерьез полагаю, что в нем что-то есть. – Он начал швырять камешки в море, стараясь попасть точно в центр расходящихся по воде кругов.

– Значит, мы с тобой когда-то можем вновь встретиться?

– Почему нет? – Марку понравилась эта мысль. – Давай встретимся!

– Как мы узнаем друг друга? – Прагматичный Валерий во все вкладывал деловитость. – Мы ведь будем другими!

– Даже не знаю, – Марк потеребил ухо, – но тут, как уверяет Луций, дело не во внешности людей, а в их поведении и намерениях, в отношении друг ко другу… Как объяснить? Ну, допустим, мы опять подружимся, и я – ведь не изменить своей натуре! – опять примусь что-нибудь затевать и плести небылицы, а ты…

– Опять буду слушать развесив уши?

– Нет, вовсе нет! Ты – не дашь мне сбиться с пути истинного! Устраивает?

– Устраивает!

– По рукам?

Они ударили по рукам и с хохотом бросились купаться в море. Вдоволь насладившись купанием, лежа на горячем песке и пересыпая золотистую шуршащую струйку из ладони в ладонь, Марк вдруг решился рассказать Валерию один свой давний сон. Еще утром он не осмелился бы это сделать. Но разговор о странствиях души, серьезность, с какой Валерий к нему отнесся, интерес, который явно испытывал, расположили Марка.

– Знаешь, мне как-то приснился необычный сон…

Он сделал паузу, выжидая, не произнесет ли Валерий что-нибудь типа: «Разумеется, необычный! Какие еще сны тебе могут сниться, поэт?!» Нет, Валерий хранил молчание и даже придвинулся поближе, повернувшись со спины на бок – лицом к Марку. Тогда тот продолжил:

– Я даже проснулся среди ночи, будто само сновидение меня разбудило! – Марк помолчал еще. Валерий слушал. – Я видел… как описать? Будто я когда-то – невообразимо давно! – учился. Много. Жадно. И – с толком!

Марк прислушался к самому себе: стоит ли все же продолжать? Из таинственной глубины души сумеречно всплыло-донеслось: «Расскажи. Валерию – расскажи!» Он вздохнул.

– Ну вот… Вижу себя другим, не Марком. Но где я, кто я и как меня зовут – ничего не узнаю, как будто забыл, не помню. Все другое: голова обрита, одежды почти нет и ростом я выше. Руки – смуглые, большие, сильные! – Марк вытянул перед собой худые руки и взглянул на них, будто даже с удивлением, поворачивая так и этак узкие запястья и сжимая в неубедительный кулак тонкие пальцы.

– Интересно… – В голосе Валерия не было ни тени иронии.

– Но интереснее другое: я учился каким-то совершенно потрясающим вещам, не то что сейчас – философия, риторика… Нет, но что-то об устройстве Вселенной, звездах, старинных полузабытых письменах. Еще – видел какие-то рисунки-шифры на стенах древних гробниц! И все эти знания втекали в меня легко, приятно, без препятствий со стороны сознания или памяти! Можно сказать, я жил, я дышал Знанием! И вдруг… Вижу глаза – карие, жгучие, вызывающие. Пристальный такой взгляд! Надо спасаться, а я стою, медлю: меня захватило, мне интересно (до жажды!) – познать эти глаза! И – будто огнем дохнуло – все в душе, в разуме в один миг опалено, выж жено! Разум не просто замер, он подавлен, беспомощен! Я не сплю – меня нет, я – ничто! Долго-долго. Бесконечно долго. Во мне живет только одно: увидишь эти глаза еще раз – беги, прячься! Бойся самого себя! – Марк потряс головой, зажмурившись. – Это главное. И здесь я проснулся.

Внимательные глаза Валерия напротив ждали продолжения.

– Я снова уснул, а сон продолжился! В этом продолжении сна я осознал себя уже собой, то есть Марком, вполне привычно. Но только видел все как бы со стороны! Словно Некто Властный дал мне возможность оценить мою собственную душу! То, что я увидел, не поддается словам, чтобы описать: слов не хватит, насколько мы себя не знаем, Валерий!

Марк запнулся, сбившись под напором собственных эмоций. Передохнул и продолжил спокойнее:

– Попробую описать, может быть, несколько поэтично… На пепелище, выжженном тем жгучим взглядом карих глаз, несмело начало прорастать нечто новое, не вполне ясное – как неузнаваемый в первом весеннем ростке цветок. Цветок, только что проклюнувшийся из земли, слабенький и неуверенный в себе. Это – мое намерение вернуться к Знанию, учиться! Это намерение, еще действительно медленное и робкое, оно пробивается из самой глубины, таинственной глубины души, но я его хорошо чувствую в себе! И мой сон как бы перетекает в реальность – похоже на то, что я и на самом деле «просыпаюсь», прихожу в себя после глубокого сна и – все больше и лучше начинаю осознавать окружающий меня мир. Только из тех наук, которые мне столь усердно преподают, далеко не все интересно. Словно я… вернее, моя душа знает, что мне нужно, а что – нет. Душа знает! И хотя я часто, как женщина, путаюсь в собственных мыслях, не могу сформулировать, но чувствую это хорошо!

– Можно я спрошу кое-что?

– М-м?

– Ты сказал: «карие глаза». Женские?

– Да. Быстрые карие глаза, из-за которых и пришел тот беспощадный огонь.