Маргарита Разенкова - Девочка по имени Зверёк

Немного булок она оставляла на завтрак Марку, каждый день неизменно интересуясь, вкусен ли был хлеб на этот раз, и радовалась, как дитя, когда он заводил глаза к небу в знак того, что было божественно вкусно.

С утра, пока она была дома, Марк не мог сосредоточиться на своих занятиях. Но он быстро научился не тратить времени попусту и с пользой заполнял утренний час: завтракал, делился с Юлией мыслями о прочитанном, расспрашивал о ее непростой жизни, о далекой родине. Она рассказывала довольно складно и интересно, и Марк узнал много нового о жизни и людях.

Потом Юлия уходила, а он принимался за свои книги и рукописи. Вечером же, когда хозяйка возвращалась, Марк уже был погружен в работу так, что ничто не могло его отвлечь.

Юлия верным женским чутьем быстро уловила этот его внутренний ритм и поразительно деликатно вписалась в него: уходила без шума, пропадала надолго, появлялась ровно тогда, когда ему было удобно, без утомительных и ненужных реверансов предлагала еду, скромно принимала похвалу и точно выполняла просьбы.

А он все эти дни пытался услышать – и в предрассветной тишине, и в сверчковом сумраке ночи, и в звоне и шуме солнечного полдня – свое сердце, его голос: «Готов – не готов – готов – не готов…» К чему? Отправиться в путешествие, покинуть Рим… За новыми знаниями, за свежими впечатлениями – за опытом, как сказал Сципион.

В волнующих строках Платона, в стройных речах Аристотеля, в темпераментных описаниях Пифея виделся иной мир – непривычный, манящий, страстно желаемый – знания. Не менее притягательным оставался и другой мир – тот, что вливался в душу, в самое сердце щебетом птиц, запахами цветов, гулом моря. Тот, что светился во взгляде Юлии… Эти два мира были будто разъединены, противопоставлены. Возможно ли их единство, гармония противоположностей? И противоположность ли это? Марк не знал. Слишком мало опыта. Слишком мало…

«Готов – не готов?» Долгожданная ясность пришла в один из вечеров. Пришла просто, как раньше приходило поэтическое озарение: когда не зовешь, не принуждаешь, не торопишь. Вот, минуту назад его еще не было, а вот – нахлынуло, заполнило собою сознание, обрадовало до ликования, до дрожи и – парадоксально! – принесло тишайшее умиротворение. Ясность была торжественной, как дарованная свобода, и простой, как школьная задачка, легкой, как весенние облака, и прочной, как вера в отеческих богов, – нужно и можно уехать! Хоть завтра.

– Сегодня мы выпьем с тобой за ужином вина, Юлия! – сказал он. – Сходи принеси. Вот деньги, купи самого лучшего, какое только найдешь!

Она молча взяла серебро и вдруг, порывисто закрыв лицо согнутой в локте рукой, заплакала.

– Что ты? Что ты?!

– Вот и всё, – пробормотала она, всхлипывая. – Я знала, что всё равно ты уйдешь, конечно, уйдешь! Но я… О, Юнона! Я не думала… не то, чтобы ты остался… но все же…

Она окончательно смешалась и расплакалась не на шутку. Марк, как мог, успокоил ее, а выпроводив за вином, решил, чтобы как-то утешить… ну, в самом деле, если она так страдает… всего лишь на прощанье… Он перенес ее постель на прежнее место, составив одно, прежнее, ложе.

«Накануне отъезда мне все же было несколько грустно. Думаю, это оттого, что я, с одной стороны, всегда жаждал перемен, с другой – страшился их. Предпринять путешествие – дело нешуточное! Тем более – в одиночку…»

В день накануне отъезда Марк пошел на Форум. Сутолока и шум привычного места и раньше-то не слишком привлекали его, а теперь, после нескольких дней хотя бы и относительного уединения, просто поражали. Смешение народа, выкрики в толпе, толкотня, громкие разговоры – мелькание разноликой толпы обескураживало.

С утра он побывал в порту и договорился с капитаном отплывающего завтра на Сицилию корабля. Сначала – Сицилия: он хотел разыскать деда. Затем – Греция и Египет. Сципион, когда Марк возвращал ему книги, сделал бесценный подарок: назвал нескольких своих знакомых, к которым Марк мог бы обратиться не только за помощью, но и, что особенно важно, за возможностью поучиться, поработать в их библиотеках, послушать наставления. К этому были приложены краткие, но чрезвычайно лестные для Марка рекомендации. С собственной печатью Сципиона! Марк сложил их под туникой, у самого сердца.

– …Греция и Египет, а там видно будет, – сказал он пришедшему попрощаться Валерию.

– Угу. – Валерий не знал, что сказать, и спросил: – А средства? У тебя есть средства? И кстати, каково мнение Луция? Он одобрил твое решение?

– Я его уже давно не видел. Но после знакомства с Публием Сципионом что-то изменилось во мне – я не трепещу более перед Луцием и уехал бы и без его одобрения. Но ты спросил о его мнении – вот его мнение: после того как мать сообщила ему о моем решении, он избегает встреч со мной, просто не желает меня видеть, и всё тут. Хотя лично я бы попрощался. Ну да ладно. Но он, быть может, и не одобряя, косвенно согласился с моим решением. Это я понял по тому, что в день моего возвращения домой от Юлии я нашел у себя на столе – ты не поверишь! – изряднейшую сумму! Так что вот тебе и мнение Луция, и отчет о моих резко возросших средствах. Правда, за эти дни я выучился у Юлии, на всякий случай, строгой экономии, и думаю, мне с лихвой хватило бы моей ежемесячной суммы, которую Луций уже давно передает мне через своего ростовщика. У моего усыновителя – с его-то требованиями! – разумеется, наилучший, проверенный ростовщик, с отделениями, кажется, по всем римским провинциям и преториям. Я могу получать деньги чуть ли не в любой стране. Но Луций решил выдать мне дополнительные деньги. Да еще приложил краткую записку из нескольких слов: «Ежемесячная сумма остается за тобой. – Марк усмехнулся: – Как видишь, я даже разбогател!

– А Гай? Ты сообщил ему?

– Нет. – Марк опустил голову. – Я смалодушничал. Да струсил, что там говорить! Как представлю, что он разрыдается в этой своей греческой манере – не стесняясь и не пряча чувств, не стыдясь слез! Я умру! – он потряс головой. – Я напишу ему с Сицилии. Обязательно напишу.

– Да-а, – протянул Валерий, помолчав, – мне все же жаль, что ты уезжаешь.

– Если бы ты мог быть со мною, – вздохнул Марк, – о большем я не смел бы и мечтать!

…Солнечные блики плясали на мелкой ряби реки. Корабли в порту, покачиваясь и гулко ударяя бортами о деревянный причал, будто сонно дремали, досматривая последние сны перед выходом в далекое плаванье. Недолгий спуск по Тибру к морю – и им откроется безбрежная синева, долгожданная и предвкушаемо волнительная, наполняющая душу мечтами. Ах, как же жаль, что с ним не будет друга!

Марк, облокотясь о борт, прощально разглядывал с кормы стены Рима, мысленно пробегая взором по всем местам города, к которым за долгие годы привык и которые любил.