Даниил Мордовцев - Гроза двенадцатого года (сборник)

— На здоровье, матушка, на здоровье.

— А грибки молоденькие? — спросил Новиков.

— Молодехоньки, барин, молодехоньки, вот как сами барышенька.

— Так и ты, Ириней, в грибы попал? — заметил дядя.

— Да, други мои, так-то люди себе жизнь устроили, — продолжал Новиков, глядя куда-то в пространство. — Птицы и звери одинаковых пород живут между собою дружнее чем люди. А все потому, что миром правит неведение. Греки, хотя тоже по неведению, но создали самое гениальное представление о том, кто правит миром.

— Вы кого, Николай Иванович, разумеете? — спросил Мерзляков наслаждаясь грибами в сметане.

— Слепых.

— Кого же именно?

— А правосудие! Разве Фемида {40} 40 Фемида — богиня правосудия. не слепая?

— Но это для того, чтобы она не была пристрастна к внешности.

— А Мойра {41} 41 Мойра — богиня судьбы. ? а Фортуна {42} 42 Фортуна — богиня счастья, случая и удачи. ? Разве они не слепые?

— Да — счастье слепое.

— Но оно не должно быть слепым. Оно и не было бы слепым, если б на земле господствовала справедливость: счастье являлось бы тогда, как награда добродетели. А теперь счастье раздается людям каким-то слепым и безумным существом. Это слепое существо — самодур, идиот: оно и есть само человечество.

В это время неожиданно у крыльца показалась белая голова Микитейки. Мальчик смело подошел к перилам и остановился.

— Микалай Иваныч! а Микалай Иваныч! — сказал как-то таинственно маленький друг философа.

— Ты что, Микитейка? — спросил старик.

— Она выползла и спит, — тихо, почти шепотом сказал мальчик.

— Где? — оживился старик.

— Тамотка, на плотине…

— И ты ее не спугнул, не разбудил?

— Нету… как можно!

— Молодец, Микитейка! молодец, моя правая рука. Ну, так я сейчас иду, — извините, други мои.

И старик заторопился, взял свою палку, надел картуз.

— Куда вы, дедушка? — заинтересовалась Ириша, бросая грибы. — Мне можно с вами?

— Можно, мой друг, можно, только ни гу-гу — не шуметь…

Ириша вскочила и накинула на голову платочек, потому что летнее солнце начинало уже печь порядочно. Мерзляков тоже оставил недоеденную тарелку с грибами и желал присоединиться к неведомой для него экспедиции.

— Так и мне можно с вами? — спросил он. — Ваш адъюнкт Микитейка заинтересовал меня таинственностью, с которою он докладывал вам, что она спит?.. Кто она?

— А вот увидите, — с улыбкой сказал старик, торо пясь через двор к выходу. — Вы помните то место в летописи Нестора, где он говорит о смерти Олега?

— Это когда кудесник говорит ему, что он умрет от своего любимого коня?

— Да.

— И я это знаю, дедушка, — заговорила Ириша. — Олег, боясь исполнения предвещания кудесника, — начала она по-школьному, словно отвечала урок, — приказал взять от себя любимого коня, дабы его не видеть. По прошествии же нескольких лет князь вспомнил о нем и спросил приближенных: «Что мой конь любимый и жив ли он?» Ему отвечали, что конь умер. «Так покажите мне хоть кости его», — говорит князь. Когда привели его на место, где валялись кости коня, князю стало жаль его, и он, приблизясь к голове его, лежавшей на земле, тронул ногою кости и сказал: «Бедный конь мой! если б я не поверил кудеснику, то, может быть, досель ездил бы на тебе… Не буду же я верить кудесникам». Но в эту минуту из черепа коня выползла змея и укусила его за ногу. От той раны и скончался Олег.

— Ай да сладкая! как она хорошо рассказала… Так вот в этом-то укусила и весь вопрос, — говорил Новиков, продолжая следовать за Микитейкой. — Когда Август Шлёцер {43} 43 Шлёцер Август Людовик (1735–1809) — немецкий историк и филолог. Работая в Петербургской Академии наук, занимался историей России. Автор трудов по всеобщей истории, источниковедению, истории русского летописания. Свою работу под названием «Нестор», написанную в 1802–1809 гг. Шлёцер посвятил императору Александру I. издавал своего «Нестора», он, как потом признавался мне, долго мучился над этим местом. Он говорит, что во всех списках летониси явственно написано, что змея «уклюну», просто уклюнула князя в ногу. А Шишков оспаривал, говорил, что это описка, что змея не «клюет», а «кусает», что «клюет» только птица…

— А рыба, Микалай Иваныч? — неожиданно поразил всех Микитейка, оглядываясь на господ.

— Каков! — засмеялся Мерзляков. — Да он у вас и натуралист, и филолог.

— Да, да… Он у меня на все руки, — сказал Новиков. — Именно, Микитейка, ты прав, и рыба «клюет», как птица. Теперь нам надо узнать, «клюет» ли змея.

— Так мы к змее идем, дедушка? — испуганно спросила Ириша.

— Да, к змее, мой друг.

Девушка остановилась как вкопанная. Испуг оковал ее язык.

— А, Ириней! струсила? — улыбнулся дядя.

— Да… она укусит…

— Да она не кусается, а ключется…

— Ах, дядя! Господи!

— Не бойся, дружок, мы тебя не дадим, — сказал Новиков, улыбаясь.

— Она вас укусит…

— И себя не дадим.

Микитейка обернулся и сделал знак, чтоб замолчали. Они подходили к плотине, переброшенной через небольшую, в виде ручья, речку, на которой, вниз по течению, поставлена была небольшая наливная мукомольная мельница, однообразно шумевшая своим рабочим колесом. Солнце, стоявшее уже высоко, обдавало плотину жаркими лучами. Этот-то магнит и выманил змею из ее логовища — понежиться на солнышке.

Микитейка молча указал на одно место плотины. Там, растянувшись во всю длину на пересохшей и утоптанной соломе, лежала серая, более аршина длиною змея. Чешуйчатая кожа ее блестела на солнце, словно бы она покрыта была множеством миниатюрных рефлекторов.

Новиков, взяв тихонько две длинные, тонкие, как хворост, слеги, лежавшие на плотине, одну оставил у себя, а другую дал Микитейке и шепнул:

— Не бей ее, а только не давай уйти.

Только тогда, когда они уже, так сказать, отрезали отступление змее под плотину, она увидала их и бросилась было уходить. Но Новиков искусно преградил ей путь слегою, а Микитейка угрожал с другой стороны.

Пресмыкающееся, видя опасность, свернулось кольцом и выставило немного вверх свою тонкую, плоскую и продолговатую головку. Оно наблюдало и выжидало. Едва Новиков приблизил к ней слегу, змея спрятала головку.

— Да, по-библейски — блюдет главу свою, — улыбаясь и не спуская с нее глаз, сказал старик.

Потом он начал приближать слегу, как бы дразня пресмыкающееся. Змея не шевелилась, а только высовывала черный, в виде стрелочки язычок, который словно дрожал. Новиков еще приблизил слегу, еще, еще… Вдруг головка змеи отделилась от кольца и щелкнула палку… раз… два… три…

— Клюет, действительно клюет, — радостно сказал старик. — Шлёцер прав, в рукописи не было описки. Теперь я напишу об этом и ему, и Шишкову. Я долго искал случая проверить летописца, но в этой местности редко показываются змеи. Вот только теперь, благодаря моему адъютанту Микитейке, опыт сделан и вполне удачно… Ну, уходи же, прячься, — сказал он, тронув змею и отступая в сторону.