Мария Сосновских - Переселенцы

– Слыхал, кум, – говорил один другому, – ампиратор-то новый на престол взошел! Хуже ли, лучше править будет новый-то царь? Как бы ни было – все же мужик, не баба! Никудышнее дело – баба на престоле, а, кум?

Старые солдаты в пожарнице сидели своим кружком, слушали и говорили о своем. Пришедший осенью с царевой службы Дмитрий Черказьянов рассказывал:

– Немало сил положили, много кровушки своей пролили мы в Пруссии за семь-то лет, а прусаков энтих все ж таки одолели, и столицу – Берлин прозывается – взяли! Куды было деваться Фридриху-то ихнему? За милую душу ключи от города нашим енералам преподнес и мира запросил!

– А как ты, Митрий, мозгуешь, а можа, слыхал на службе, откель он, этот Петр Федорович?

– Неслышно было, откуда он объявился! Да ведь говорил тебе становой на сходе – внук он Петра Первого, значит, и сумлеваться нечего – наследник!

– Само собой, наследник, кто ж еще! Да все оне однем миром мазаны…

– Ладно, будет вам царям кости-то перемывать! – вмешался в разговор совсем дряхлый вояка. – Наше дело сейчас – овины вон сушить да молотить начинать! Царь не придет к нам молотить-то – самим надо!

Не прошло и года с тех пор, как на престол вступил император Петр III – снова был срочный сельский сход в Прядеиной. Опять приезжало волостное начальство, и деревенский староста оповещал народ собираться возле пожарницы. Прядеинцы, не забывшие прошлогодний сход, недоумевали: "Господи, уж не война ли с кем началась?!".

Становой пристав объявил:

– На российский престол взошла государыня Екатерина Алексевна Романова, законная наследница русского престола! Коронование состоялось в Москве. Все, православные, расходитесь по домам!

В пожарнице мужики собрались еще с раннего вечера, и "сход" затянулся до глубокой ночи.

– Вот тебе, баушка, и Юрьев день – уж короновали!

– А Петр-то Федорович – он помер, что ли?

– Императрица-то, говорят, чужеземка, и веры не православной…

– Постойте, мужики! Кто сказал, что она не православная? Величается-то по-русски – Катерина Алексевна… У меня у самого бабу Катериной звать, дак че она – не православная, што ли?!

– И дурак он был, коли на басурманке женился! Своих девок в Расее – хоть пруд пруди! Нет, робята, тут че-то неясно! Иван-от Антонович скорее бы вырастал да сковырнул ее с престола-то к едрене-фене!

– Ой ли, мужики? Говорят, у ей свой сын есь… Знать-то, ему она престол и передаст! А сейчас, раз она единая владычица, как задумает, так и будет. Захочет, всю Расею с потрохами Фридриху отдаст, захочет, за Демидовым Зауралье закрепит…

– Демидову несподручно: главная железна-то руда – как раз под Тагилом…

– Так Демидов тебя и спросил… Опять же Катерина Алексевна прикажет: переселить деревню Прядеину из Белослудской волости в Тагил. Вот приставят нас к домницам да демидовскими работными людьми сделают – то-то ты волком взвоешь, да и мы с тобой вместе!

После Нового года, проводив гостей – сватов из села Покровского, Петр Васильевич и Иван Елпановы собрались в Нижний Тагил с хлебным обозом. Старшего Елпанова в последнее время одолевали одни мысли и надежды: он подал губернатору прошение и надеялся, что его возведут в ранг купечества.

Дальняя монотонная дорога – лучшее время, чтобы обдумать насущные дела, принять нужное решение – и Петр Васильевич погрузился в свои мысли.

"Наличного капиталу еще у меня маловато… Придется, может, раза три за зиму до Тагила и назад обернуться. Это, почитай, дома совсем не бывать, а что делать? Придется на заимку нанять оборотистого и верного мужика, сделать его управляющим, а самому одной торговлей заняться… Да и Ивана пора натаскивать на торговое дело. Правда, молод он пока, но пусть пообвыкнет, связи, знакомства в заводах и среди купцов заведет…".

Деловому до мозга костей, Елпанову было все равно, кто воссядет на российский престол. Главное, чтоб у него прибавлялся капитал, товарооборот и было больше прибыли от торговли с заводами. Но слухи доносились один другого хуже, и во всей округе чувствовалось приближение смуты, которая ничего хорошего ни купечеству, ни другим состоятельным сословиям не сулила.

…Начавшиеся крещенские морозы застали Елпановых с обозом по дороге в Нижний Тагил. От лошадей валил пар, сбруя вся была покрыта инеем. Обоз из восемнадцати подвод медленно двигался шагом, оставляя за собой версту за верстой санного пути. Холодное солнце огромным оранжевым диском висело низко над горизонтом. Оно нисколько не грело; слева и справа от диска светились радужные пятна – "рукавицы".

Обозников было пятеро: отец и сын Елпановы и трое их работников. Все одеты в легкие дубленые шубы и добротные пимы. Им придется шагать за возами, гружеными зерном и мукой, и оптом продать товар тагильскому перекупщику, кержаку Варсонофию Зыкину, такому же богатому, как и Елпанов. Через того же Зыкина и других посредников предстоит закупить на тагильских заводах гвозди, лемеха для плугов, топоры и пилы, косы, серпы, подковы – все, без чего не обойтись на крестьянском подворье, и отправиться в обратный путь.

Уже во время первых ночлегов в клоповниках постоялых дворов они с удивлением слышали о "царе Петре Федоровиче", которого ждет-не дождется народ на Урале и в Зауралье.

В Тагил обоз приехал затемно. В избах горели огни, кое-где во дворах взлаивали озябшие собаки. Стоял мороз-трескун с "копотью": над прудом и в заводской слободке висела плотная пелена тумана.

Обоз свернул с главной улицы поселка и остановился перед высокими тесовыми воротами Зыкина. Ворота были затворены на два запора, во дворе отчаянно залились и забрякали цепями громадные псы. Долго никто не выходил, даже огня в окнах не было видно, и если бы не собачий лай, то дом казался бы необитаемым.

Петр Васильевич стучал кнутовищем в ворота, ворчал себе под нос: "Оглохли там все, что ли, или уж с этих пор дрыхнуть завалились?". Но вот в глубине двора послышались шаги, и за калиткой старческий голос спросил: "Кто там ломится? Нету дома хозяина-то!".

Петр Васильевич по голосу узнал зыкинского работника.

– Открывай, дед Мокей, Елпановы это! С хлебом мы приехали… Морозище лютый, а ты пускать не хочешь!

В полуоткрытую калитку опасливо просунулась голова с длинной седой бородой, в рыжей собачьей шапке:

– Тише ты, труба иерихонская! Вижу, что Елпановы… Ох, не ко времени вы приехали… Ну, да ладно, пойду хозяина звать!

Но Варсонофий Зыкин вышел во двор сам. К удивлению Елпанова, он даже не поздоровался, а, отстранив Мокея, сам открыл ворота и жестом показал – заезжайте, мол, во двор. Просторный двор едва уместил восемнадцать груженых саней. Дед Мокей закрыл ворота на засов и привязал к ним собак. Только тогда Зыкин поздоровался с Елпановыми и пригласил в дом.