Мария Сосновских - Переселенцы

На заимке никого из мужиков не оказалось, только работница Устинья, жена Лазарева, ткала холсты да дочка лазаревская Дуняшка собирала гусей – гнать их пастись на речку Осиновку.

Устинья встала из-за кросен, поклонилась:

– Доброго здоровья, Петр Васильевич! Мужики-то у Кривого логу нынче большое поле пашут, я сейчас Дуняшку за ними пошлю, а вы пообедайте пока…

– Нет, я сам к ним поеду, а поесть – пожалуй, собери, да поскорей только!

Ивана с работниками Елпанов нашел там, где и говорила Устинья – на поле возле Кривого лога. Иван, в пестрядинной рубахе без пояса, в холщевых штанах и в броднях из сыромятины широкими шагами ходил по полю, налегая мускулистыми руками на рукоятки сабана*.

Увидев отца, Иван остановил лошадей у самой межи и поздоровался.

– Вижу, допахиваете уж, немного осталось, – начал Петр Васильевич. – Вот што, работники и сами пахоту закончат, а мы с тобой в Юрмич поедем – Маряну домой забирать! Вчера сваты оттуда приезжали: снова да ладом – опять за Андрюху Соколова сватали. Я не согласился, дак они силой Маряну увезли!

– Ты думаешь – силой? – пожал плечами Иван. – Это вряд ли… Силой никто б ее не увез, знать, по сговору все было, по ее доброй воле! Я так думаю: любят они друг друга с Андрюхой-то, иначе зачем бы сватам второй раз лошадей гонять, когда в первый раз отказано?

– Нет, не бывать этому, поеду и отберу! Едем со мной, Лазаревых двоих прихватим и отберем!

– А ну как она не поедет обратно-то?

– Как это – не поедет?! Поедет, как миленькая, ежели отец родной прикажет!

– Вот тебе, батя, мой сказ: што хошь делай, а я с тобой не поеду! Езжай один или с работниками, а я тебе в этом деле не помощник. По мне – дак хоть за нищего пусть выходит, раз уж любит…

– А што я скажу Зыкину, ежели я слово дал отдать Маряну за его Митрия?!

– Ну, не велика печаль, что не выйдет она за этого плешивого купчишку… Андрюха-то Соколов – не чета ему!

– Окстись! Что ты мелешь про честного купца! Да што вы, окаянные, сговорились все, што ли, против меня?! И ты – туда же! Я ведь не посмотрю, что в сажень вымахал и борода до пупа, отлуплю по загривку-то!

Иван бросил недобрый взгляд на отца и с вызовом сказал:

– Спасибо, батя, ты меня уже сделал счастливым, женил по расчету на купеческой-то дочери… Всю жизнь ты мне испортил! С девятнадцати лет не живу, а маюсь – домой неохота заходить… А всему виной жадность твоя! Купечество, купечество… Да на черта оно сдалось-то, это купечество!

– Для тебя же я и старался! Да видно, дураку отцова забота – не помощь!

…Елпанова словно громом поразило, когда Иван отказался с ним ехать, да еще выкорил отца за то, что он его женил силой. Чего греха таить, Петр Васильевич и сам давно уж каялся, что женил Ивана на вершининской дочери, и тот взял хворую невесту…

"Надо было не торопиться с ивановой-то женитьбой, погодить маленько – нашли бы невесту и получше… Вон какой парень, кровь с молоком, а баба вовсе никудышная! Какая из ее работница? И коров доить не может, и у печи тоже кое-как… А в нашем хозяйстве нужна баба здоровая, расторопная да работящая!".

Петр Васильевич, даже не дав отдохнуть лошади, прямо с заимки поехал в Юрмич. Юрмич – богатое хлебородное село получило название от неширокой, но глубокой и полноводной речки. Как и Прядеина, оно стояло на обоих берегах реки. После полудня Петр Васильевич был уже на месте. Проехав через мост на другую сторону реки, он свернул в чистую улочку с палисадниками из черемухи и рябины. Он знал, где живут Соколовы: в Юрмиче у Елпанова было много знакомых, у которых он закупал хлеб на продажу, и немало друзей, к кому Елпановы ездили в гости и принимали гостей в Прядеиной.

Вот и усадьба с большим старым тополем. Петр Васильевич остановил лошадь у тесовых ворот. Вошел, и на мгновение ему показалось, что в окне мелькнуло и тут же скрылось лицо дочери. Елпанов прошел к крыльцу. С крыльца поднялся глава семьи Соколовых, Илья Ефимович, могутный мужик, еще не старый, моложе Елпанова.

– Здравствуйте, Петр Васильич, – приветствовал хозяин неожиданного гостя. – Милости просим, проходите в дом!

Елпанов шагнул в просторные сени.

– Проходите, раздевайтесь, я сейчас накажу – хозяйки на стол подадут!

Из кухни вышла белокурая синеглазая пожилая женщина, поклонилась и стала хлопотать у печи.

– Это вот моя супружница Домна Александровна.

В избу вошли сыновья Соколова – один другого выше и здоровее.

– А вот мой второй сын, Федор, женатый уже, и дите есть, а этот Алексей, четвертый сын. Есть еще Пашка -двенадцати годов, да три дочери… Ну, Андрея, самого старшего, вы знаете… Да что мы стоим? Вы садитесь за стол, Петр Васильич; мы только што отобедали, но сейчас хозяйка сгоношит, чего надо!

– Нет, спасибо, Илья Ефимович, за стол я не сяду и гостем вашим не буду! За дочерью я приехал – домой ее увезти! Где она у вас заперта?

– У нас в дому людей не запирают, Петр Васильич!

– Ну так ведите ее сюда, а то я сам в горницу пойду!

Елпанов уже направился было к дверям, но хозяин, по-свойски перейдя на "ты", запротестовал:

– Ты лишка-то не шуми, там ребенок спит, внучек наш, а лучше давай-ка не шеперься*, садись за стол, да вино будем пить!

В горнице на столе уже стояла бутыль с вином и исходящая вкусным парком яичница.

– Сказано же – не пить-гостевать я к вам приехал, а за своей дочерью!

Елпанов окончательно вышел из себя, но в этот момент в горницу вбежала Марианна. Петр Васильевич такой свою дочь и не видывал: полыхающая от гнева, с горящими решимостью глазами, она обратилась к пораженному отцу:

– Батюшка! Постыдитесь вы людей, ради Бога! Никто меня силком не увозил, сама я собрала кошелек и пошла вслед за суженым своим! Люблю я Андрея Ильича! А Митрию Зыкину, душному козлу старому, так и скажите, что я его терпеть не могу, мне лучше вот в Юрмич головой, чем с таким-то жить!

"Вот тебе и тихоня! Вот так смиренница! Ведь, бывало, ходит и глаз не подымает… Не зря говорят, что в тихом омуте черти водятся, вестимо – не зря!".

Донельзя удивленный, Петр Васильевич молча слушал дочь, которая в момент гнева стала просто красивой, и ловил себя на мысли, что он даже чуть-чуть гордится ею… Но вслух Елпанов сказал:

– Ну, коли так, мила дочь, учти: в чем ты из дому убежала, в том и ходить будешь! А приданое твое я лучше Дуньке-работнице отдам!

– А у нас к венцу-то ей уже вся справа припасена, – примиряющим тоном ввернул Соколов-старший, – не хуже других оденем и свадьбу справим! Милости просим, Петр Васильич, в воскресенье в Белослудское: их в церкви после обедни и обвенчают!

– Спасибо, Илья Ефимович, что ты меня на свадьбу пригласил! – потихоньку отходя от гнева, буркнул Елпанов. – Ну, а после свадьбы-то што они делать станут, как жить-то? Ведь у их – ни коня, ни возу…