Юзеф Крашевский - С престола в монастырь (Любони)

Увидев собравшихся жрецов и поселян, он не выказал никакого удивления, остановил коня и смотрел.

Кудесники и гусляры как будто остолбенели от неожиданности и ужаса. Некоторые из поселян начали прятаться в кусты и уходили поскорее в глубь леса, остальные от испуга не были в состоянии двинуться с места. Жрецы, привыкшие к повиновению и поклонению князю, начали вставать.

Мешко смерил всех взглядом, заметил стоявшего вдали Любоня, узнавал по очереди всех кудесников, которых приходилось ему видеть когда-либо в городе. После минутного раздумья князь сошел с коня и, взяв его под уздцы, подошел к одному из камней и сел, посматривая своими ясными глазами на онемевших от ужаса людей. Те, к которым он теперь обращался, забыв недавние угрозы, сгибались перед ним и били земные поклоны.

— Что это у вас за вече такое, гусляры? — спросил князь. — И чего это вы спрятались в такую глушь? Разве у нас нет священных рощ около кумирен?

— Милостивейший князь, — ответил, низко кланяясь, более хитрый, чем другие, Варга, — это у нас старый обычай приносить в лесах благодарственные молитвы богам за хороший урожай и гадать здесь, что нам даст этот хлеб и что принесет нам надвигающаяся зима. На этом урочище мы собираемся с незапамятных времен.

— В таком случае предсказывайте и пойте… и я вас послушаю, и посмотрю, и пользу какую-нибудь извлеку для себя от вашей мудрости… — сказал Мешко, спокойно глядя на старцев.

Сказав, посмотрел, где бы поудобнее поместиться. Немного в стороне он увидел пень, покрытый мхом, и сел. Молчание никем не прерывалось. Варга, который раньше других пришел в себя, шепнул Дроготе на ухо:

— Предсказывайте…

— Ну что же обещает принести зима? — сказал князь.

Дрогота должен был начать по известным правилам свои предсказания; он подозвал Варгу и Черного Бурана, они сели на земле и, молча, концами своих белых палок начали отбрасывать мох и копать землю и искать признаки, по которым можно было делать разные заключения.

Лесная земля, сырая, ничего в себе не содержала, кроме гнилых листьев. Дрогота копал все глубже и наткнулся на кость какого-то животного.

Варга, он и все остальные жрецы, начали неодобрительно качать головою.

— Кость… — сказал Дрогота, — кость значит смерть и гибель.

— Кому? — спросил князь.

Молчали, посматривая друг на друга. Дрогота начал опять копать; нашли кусок угля.

— Черный уголь, костер и пепелище — смерть!

— Смерть, — повторил Варга.

— Кому? — повторил князь.

Не смели говорить, переглядывались между собою.

— Смерть нашим врагам! Немцам!.. — воскликнул Мешко.

Варга, недоверчиво качая головою, начал копать еще глубже… увидели в земле черного червяка, который медленно пополз в расщелину и исчез.

— Предсказывайте смело, — сказал Мешко, — если вам известно будущее.

— Смерть и гибель злая, — начал Варга.

— Врагу! — шепотом произнес Мешко.

— И тому, кто будет брататься с врагом, — глухим голосом произнес Буран. — Ползущий червяк означает подкрадывающегося врага… Исчез в яме, это скверный признак!

Варга, со своей стороны, палкой раскопал землю.

— Предсказывайте, — опять проговорил Мешко, прерывая общее молчание. — Вскоре нам придется идти на Вигмана и против Герона… хорошо бы знать, что нас ожидает.

— Бросим жребий! — сказал Дрогота.

— Бросьте! — подтвердил, вставая и приближаясь, Мешко. Дрогота вынул из своего мешка семь кусков дерева, расколотых

пополам, таким образом, что поверхность их была покрыта черной корой, а внутренняя их часть была белая; он взял все прутики в руку и, что-то бормоча про себя, бросил их на землю.

Все кинулись с любопытством, чтобы посмотреть на палочки, из которых шесть упали на землю черной стороной и только одна белой.

Старцы молчали.

— Предсказывает нам черное будущее, — проговорил Варга.

— Бросим во второй раз, — воскликнул Дрогота, собирая все прутики и, подняв их высоко, с какими-то заклинаниями опять бросил на землю.

Молча все смотрели на падающие деревяшки, которые на этот раз лежали черной стороной…

Жрецы переглянулись, но ничего не сказали, Дрогота решил бросить жребий в третий раз.

Брошенные прутики в последний раз пали, как в первый, за исключением одного белого.

— Черные дни нас ждут, черные, милостивейший князь… — со вздохом сказал Дрогота.

— Черные… — вторил ему Варга.

— Черные!.. — хором произнесли все. — Надо принести жертву богам, чтобы умилостивить их гнев и угрозы… Боги требуют крови…

— Пойдем, выточим ее у немцев! — громко сказал князь. — Та им более понравится, чем козлиная… Пусть только идут за мною все, куда им прикажу, пусть сражаются ловко и храбро, а ваши предсказания повернутся к врагам…

Сказав это, посмотрел на стоявших молча жрецов и прибавил:

— Пусть каждый исполняет свои обязанности: я буду сражаться, вы пойте песни и приносите жертвы богам… А научайте молодых, чтобы беспрекословно следовали за своим вождем… Немцы тем сильны, что умеют слушаться! Мы слабы потому, что ни согласия, ни повиновения нет… Но я их этому научу.

Сказав это, Мешко, медленно стянув уздцы, вскочил на коня, посмотрев на перепуганных жрецов, взял в руку рог, висевший у него на груди, протрубил три раза, повернул лошадь и исчез в лесной чаще.

Любонь и все присутствующие долго стояли молча и неподвижно и только тогда вздохнули свободно, когда князь совсем скрылся из виду.

Уже шел второй месяц, как Власт томился на дне сырой ямы и только в молитвах находил утешение.

Ярмеж и сестра, несмотря на строжайший приказ отца и бдительное око неумолимой бабушки, втайне приносили ему пищу и вступали с ним в разговоры. Их просьбы и мольбы покориться отцу оставались тщетными; Власт каждый раз отвечал им, что это невозможно. Чем дольше Власт находился в этом положении, вместо того чтобы пасть духом, он удивительным образом все больше вдохновлялся и становился сильнее духом.

Терять ему больше нечего было; часами он простаивал на коленях и тихим голосом напевал церковные песни, которые ему приходили на ум, и слезы струились из его глаз. В темной своей яме Власт смастерил себе из двух найденных деревянных обрубков крест и, перевязавши его лыком, прикрепил его к стене. Перед этим крестсм Власт проводил большую часть дня в молитвах и размышлениях.

Гожа и Ярмехс не раз с любопытством заглядывали в яму; охваченные тревогой и пораженные его выносливостью и мужеством, онл подолгу всматривались в него.

Несколько раз приходил и сам старый Любонь, приказывал открыть яму, бранил сына и заставлял его покориться своей воле. С большой покорностью Власт устремлял к нему свои очи, протягивая руки, но оставался неизменным в своем решении. С проклятием на устах отходил старый Любонь, и долго слышен был его страшный гневный голос; в эти минуты никто не смел к нему приблизиться и заговорить.