Юзеф Крашевский - С престола в монастырь (Любони)

Епископ не мог этого потерпеть и строго наказал священнику опять стоять всю ночь в церкви на страже, захватив с собою все мощи святых. Священник и на этот раз исполнил приказ, но от страха не сомкнул глаз и все молился. И, действительно, в обыкновенный час толпы покойников ворвались в костел и, схватив священника и положив его на костер перед главным алтарем, сожгли его на медленном огне… После этого епископ приказал всем три дня поститься и отслужил за умерших панихиды.

Когда молодой клирик кончил, самый старший священник подтвердил этот рассказ, и все замолчали. Средний, сидящий подальше, прибавил:

— Не идет нам, обыкновенным смертным, знать больше, и как святой Павел говорил: "Всякому дана Богом известная мера разумения, а дальше этого ему пойти нельзя".

— А моя мера такая крохотная, — прибавил Вигман, — что я из всего этого ничего не понимаю.

Такое заявление все присутствующие посчитали просто неприличным, но родственнику императора никто не хотел возражать, и все сидели молча.

Наконец и тема разговора и большое количество выпитых кружек подействовали на расположение Вигмана и Гозберта, которые начали зевать, потягиваться и подыскивать более веселого сюжета для беседы, а священники, пользуясь тем, что наступило время вечернего служения, попросили проводить их в замковую часовню.

Сын графа Гозберта Додо, сняв со стены большую связку ключей, вышел из столовой, за ним последовали священники, к которым присоединился и Власт.

Сошли с первого этажа и, пройдя весь замковый двор, остановились в противоположном конце его у высокой башни; когда Додо раскрыл дверь, то все очутились перед низенькой избой, служившей в замке часовней. Одно окно в углублении освещало очень скромно устроенный алтарь и возле стен деревянные скамьи и сиденья. Здесь, как и во всем замке, убранство было скромное; деревянные подсвечники и все остальные предметы из дерева. Такой же, как и в столовой, Христос, одетый в сорочку, с натуральными волосами занимал одну стену.

Самый старший священник начал служение, другие ему вторили. Никто из замковых людей не присутствовал на служении, даже молодой граф Додо вернулся обратно в замок.

Уже заходило солнце, когда все четыре священника вышли из часовни, но вместо того чтобы вернуться в замок, где им, по-видимому, надоело быть в обществе гордого Вигмана и сидеть в душной избе, они остались на дворе, присев на каменную скамью против колодца, и начали беседовать.

В особенности Власт возбуждал в них любопытство, и им интересно было узнать его судьбу и все приключения, происшедшие в его жизни.

Он и не думал ничего скрывать, и на их вопросы о том, как ему до сих пор жилось, он рассказал всю свою историю. Наконец, когда пришлось говорить о цели его последнего путешествия, Власт, который горел желанием сделать что-нибудь для спасения своего народа, встал со скамьи и, сложив руки, как для молитвы, обратился к двум старшим священникам:

— Отцы и господа мои, к вам я обращаю мою сердечную просьбу; не находите ли вы, что лучше и согласнее с учением Спасителя обратить наш край в христианство, вместо того чтобы его разрушать и уничтожать?… Мы жаждем света и зовем к себе апостолов… С опасностью для жизни я проник сюда, надеясь, что найду пастыря для нашей пока немногочисленной, маленькой овчарни. Дайте мне его…

Выслушав Власта, старший священник ему ответил, что охотно пошел бы к ним, но не может бросить в Мышках своих недавно обращенных в христианство прихожан, которые нуждаются в его наставлениях и поддержке. В то же время он обратился к своему младшему коллеге со смелым и открытым лицом.

— Отец Иордан, — сказал он, — ведь вы знаете язык, обычаи и всякие предрассудки славян… Неужели вместо спокойного прихода вы не предпочли бы принять на себя труд проповедника и охранять овечек от волков, беспрестанно охотящихся за ними. Разве вам это не улыбается?

Иордан задумался.

— Неужели мне оставить на поле моих овечек и искать других, незнакомых мне? — спросил он с улыбкой после минутного молчания.

— Отец мой, — ответил ему Власт, — ваши овечки сами найдут дорогу в овчарню и подходящего для себя пастыря скорее, чем те одичалые овечки, которых хватают в лесу волки… Правда, что наш князь Мешко еще сам не крестился и поэтому не может настоять на том, чтобы его народ принял христианство. Но он господин терпеливый и умный, и хотя в нем еще бунтует старый язычник против нового христианина, но мы уповаем на Бога, что последний в нем победит… Через женщину грех вошел в мир, и через женщину пришло спасение, и везде через женщин, подобно тем, которые приносили миро, будет проникать святая вера… И к нам она проникнет благодаря Дубравке, женщине сильной духом, которая не боится протянуть руку некрещеному и которого она приведет к истинной вере.

Иордан, выслушав Власта, обнял его обеими руками и, поцеловав по-братски, воскликнул:

— А много ли у вас таких, как вы, отец Матвей?

Лицо молодого священника облилось краской стыда, и, опуская глаза, он ответил:

— Таких, как я, найдется, должно быть, много, но я надеюсь, что придут к нам лучшие… Не отказывайтесь от проповедничества у нас и поезжайте со мною… поезжайте со мною!..

Говоря это, Власт бросился перед Иорданом на колени, обнял их, а затем, встав, продолжал:

— Отец мой! Несказанной любовью я люблю моих темных братьев и мой отрезанный от мира край, который вы считаете диким и языческим. Так… он почитает идола и не знает света, потому, что его ему не дали… но, поверьте, что ни одно племя так не расположено к восприятию настоящей веры и любви к единому Богу… Наши прадеды поклонялись только одному великому, всемогущему божеству, а суеверие сотворило целый сонм маленьких духов; наши отцы не знали многоженства… женщины наши славились незапятнанной чистотою, мужчины гостеприимством для своих и для чужих… Если божеское слово упадет на эту благодатную почву, то верьте, что оно даст золотые плоды…

— Да, сын мой, — ответил старший священник. — Я хочу верить, что тебя не ослепляет любовь к твоему народу, — но эта плодородная земля давно заросла дикими травами, и ее надо поливать теперь кровью…

— А что же делали апостолы после ухода Иисуса Христа? Разве им не завещали нести свет в самые отдаленные уголки мира и обращать? — сказал Власт.

Так разговаривая и споря между собою, они вышли из замкового двора и, пройдя ворота, в которых стояла стража, незаметно для себя самих очутились в первом внешнем дворе, где царил какой-то невообразимый беспорядок, крик и шум. Вся дворня стремилась к воротам, через которые видна была направлявшаяся в замок толпа вооруженных людей, которая, по-видимому, возвращалась из какой-то экспедиции… Громкими восклицаниями встречали этих плохо одетых, обшарпанных, покрытых грязью, окровавленных и пьяных героев…