Николай Абин - Прыжок самурая

…Ночная атака танкового батальона майора Крюгера, не сумев пробить брешь в обороне русских, захлебнулась. Экипажи с трудом вырвались из огненного котла, устроенного русской артиллерией, и теперь приходили в себя. Ледяной ветер тысячами иголок впивался в задубевшую кожу, назойливой снежной крупкой больно хлестал по закопченным лицам. Крупные, как горошины, слезы застывали на посеревших щеках.

На востоке занимался рассвет. Крюгер потянулся к биноклю, хотя и без него он знал каждую возвышенность, каждый овраг на изрытом тысячами снарядов поле. Мощные цейсовские линзы выхватили затаившиеся в перелесках остатки рот.

Комья примерзшей к башням глины, уродливые вмятины на корпусах, следы человеческих останков на гусеницах говорили о невероятном накале завершившегося недавно боя.

От лучшего батальона 4-й танковой группы почти ничего не осталось. Лучшие экипажи: снайпера Генриха Коха, безупречного в бою Гюнтера Хофмана, с которыми Крюгер прошел пол-Европы, погибли. Их танки чадящими факелами догорали у излучины неприметной подмосковной речушки.

Сглотнул застрявший в горле комок, Крюгер перевел взгляд в направлении тыловых порядков. На железнодорожной станции с платформ сходила новенькая, только что с конвейера, боевая техника.

«Ну что они там копаются? – подумал Крюгер, проклиная неспешность тыловых крыс. – Четыре часа заниматься разгрузкой, когда мы вынуждены терять лучших своих бойцов…» С ожесточением сплюнув, он снова направил бинокль на линию фронта.

Бой продолжался. За грядой пологих холмов вырастали черные тюльпаны взрывов. Земля мучительными вздохами отзывалась на беспрерывные удары авиационных бомб. Кровожадный бог войны был ненасытен, ему требовались все новые и новые жертвы.

С минуту на минуту остаткам его батальона снова предстояло окунуться в это месиво. Генерал Гельмут Вейдлинг, опытный вояка, получивший боевое крещение еще в годы Первой мировой, не считался с потерями. С упорством маньяка он продолжал бросать измученные роты вперед. Как командир, Крюгер понимал его – русские находились на пределе, и им нельзя было давать передышки. На месте Вейдлинга он поступил бы точно так же, но по-человечески ему было обидно за то, что его парни, лучшие танкисты Германии, один за другим гибли в этой мясорубке. Использовать боевые машины как примитивный таран? Он мог бы выполнить задачу и посложнее!

Крюгер бросил взгляд на часы: без двух восемь. Бледное небо прочертил след сигнальных ракет. Он нырнул в кабину, захлопнул люк и опустился на сиденье. Взревели двигатели, и танки, взметая фонтаны грязи, в строгом боевом порядке рванули вперед.

В наушниках стоял непрерывный треск, сквозь который изредка прорывались незнакомые русские слова. Немецкие экипажи молчали, каждый понимал, что для них эта атака может стать последней. Кипевшие ненавистью одетые в серую форму бойцы желали только одного – поскорее добраться до окопов большевиков, косить врага из пулеметов, давить гусеницами тех, из-за кого они так надолго задержались в этой проклятой дыре.

До передовой оставалось не более пятисот метров. Крюгер приоткрыл люк и выглянул наружу. Ему было чем гордиться: машины его ребят шли как надо. Классический ромб, к которому не смог бы придраться сам генерал Гудериан, знающий толк в этом деле. Позади танков серой мышиной стаей двигалась пехота.

Со стороны полуразрушенного завода доносился басистый рокот крупнокалиберных пулеметов, перемежающийся сухой дробью автоматов. Перед головным танком внезапно вырос столб огня – русские корректировщики засекли выход его батальона. Артиллерийская вилка сжималась. Замер танк Рихарда Мюллера, снаряд угодил в топливный бак, два живых факела выпрыгнули из люка и покатились по земле.

Крюгер заскрипел зубами. В этой схватке со смертью единственным козырем была скорость. Скорость и маневр, и его Эрих, водитель-механик, выжимал из тяжелой машины все что мог. Танк бросало из стороны в сторону, Крюгер слышал, как броню полосуют осколки снарядов, но старался не обращать на это внимания. Он впился глазами в бело-серое пространство, пытаясь засечь артиллерийские вспышки.

Очередной залп едва не накрыл их, танк взлетел, подброшенный взрывом, и сердце Крюгера впервые за время боя сжалось от страха. После удара заныло правое плечо, но, несмотря на боль, он испытал облегчение: гусеницы на месте, значит, можно двигаться дальше.

Танк Крюгера скользнул в лощину, здесь было спокойнее: какое-никакое, а все-таки укрытие. Вслед за ним шли еще три машины, остальные продолжали двигаться к цели, маневрируя на поле.

Танк миновал проволочные заграждения, на которых в причудливых позах застыли мертвые тела, но тут по броне зацокали пули – впереди было пулеметное гнездо. Стрелок Карл беспрерывно давил надавил на гашетку своего оружия, руки и ноги механика-водителя двигались, как у огромного паука. Вот он резко нажал на педаль газа, и многотонная машина прыгнула вперед. Крюгер расслышал треск дерева. Гусеницы его танка смели наспех построенный блиндаж.

Внезапно пулемет Карла стих, кажется, он что-то кричал Эриху. Прильнувшего к смотровой щели Крюгера прошиб ледяной пот: прямо на них, сжав в правой руке связку гранат, двигался русский фанатик. Рука взметнулась в броске, и Крюгер обреченно закрыл глаза, каждый нерв его тела звенел от напряжения. Машина резко накренилась, мотор бешено взревел, и тут раздался взрыв. «Это конец», – успел подумать Крюгер, но, к его удивлению, танк продолжал двигаться вперед. В последний момент водителю чудом удалось чудом развернуть танк и отбросить русского в сторону.

Первый рубеж обороны остался позади, но за ним уродливым черным рубцом тянулась следующая цепь окопов, дальше шли позиции артиллеристов. Русские продолжали сопротивляться, но было заметно, что они выдохлись. Танки третьей роты Гюнтера Собецки сделали невозможное: с ходу форсировав речушку и потеряв три машины, они прорвали оборону на правом фланге и теперь крушили тыловые порядки большевиков. Вслед за ними разворачивался для входа в прорыв свежий танковый полк.

Однако русские продолжали удерживать позиции, им помогали артиллеристы. Проклятая батарея торчала как кость в горле, выглянув в очередной раз из люка, Крюгер увидел, что ее огонь отсек пехоту. Уменьшилось и число танков. Воздух пропитался запахом гари, ожесточение боя достигло предела, орудийные выстрелы слились в непрерывном вое, который невозможно было слушать: барабанные перепонки рвались от напряжения. Дыхание смерти витало повсюду.

– Давай, Эрих, давай, – подгонял Крюгер механика-водителя. Он отлично видел артиллерийский расчет. Фигуры бойцов мельтешили у ящиков со снарядами, мелькнуло перекошенное от напряжения лицо командира расчета.