Николай Абин - Прыжок самурая

– Большевики будут следующими, – заверил Такеока.

– Следующими? Твою мать! – выругался Дулепов, пошатываясь, подошел к столу и стал собирать документы в папку. Это насторожило японцев. Они уже успели изучить крутой нрав старика. Такому ничего не стоит отказаться от сотрудничества, а заменить его было некем, Ясновский явно не тянул. Без помощи Дулепова, который только что продемонстрировал им блестящий план выхода на советского резидента, им не обойтись.

– Азалий Алексеевич, а как вы посмотрите на то, чтобы в игру с красными ввести энкавэдэшника Люшкова – в качестве живца? – осторожно предложил Сасо, пытаясь заинтересовать старика.

– Нам надоели его бесконечные россказни про Сталина, – подыграл Такеока.

– Мне все равно. Что хотите, то и делайте, – отмахнулся Дулепов. – Одно скажу, у нас в охранном отделении на такой крючок ловились и эсеры, и большевики.

– И как результат? – не давал ему замкнуться в себе Сасо.

– По-разному… Только смотрите, чтобы вашу подсадную утку раньше времени не шлепнули.

– А вы нам помогите, Азалий Алексеевич. Что же касается нас – поможем…

– Знаю я вашу заботу, перебил полковника Дулепов. – Девять граммов у вас всегда заготовлено.

– Ну, зачем так! – бурно запротестовал Сасо. – Ваша помощь, Азалий Алексеевич, просто неоценима. Да, забыл сказать, наверху принято решение выделить дополнительно на нужды вышей контрразведки тридцать тысяч…

В глазах Дулепова вспыхнул алчный огонек.

– Однако дешево вы меня оценили, – произнес он совершенно другим голосом. – Я не Иуда, чтобы размениваться на тридцать сребреников!?

– Ну, это мы уладим. Думаю, вы можете рассчитывать и на сорок тысяч! – поспешил заверить Сасо. – А если до начала наступления решится проблема с советским резидентом, лично вас, Азалий Алексеевич, ждет дополнительная щедрая награда.

Дулепов молча налил в рюмку коньяк, одним махом выпил и, переведя дыхание, сказал:

– Просто так, как куклой, крутить Люшковым перед носом большевистских агентов малоэффективно. Чека за двадцать лет насобачилось такие фокусы быстро разгадывать, их на мякине уже не проведешь, тут надо придумать что-то позаковыристее.

– Вот мы и рассчитываем на ваш опыт, – подхватил Сасо. – Конечно, мы не на одного Люшкова ставку сделаем, есть еще одно предложение…

– Какое? – В Дулепове проснулось профессиональное любопытство.

– Хотим запустить в штаб армии, где засели агенты красных, мощную, хорошо подготовленную дезу.

– Думаете, заглотят? Вряд ли, это вам не окопные офицеры. Один агент или несколько, но штанов в кабинетах они протерли немерено.

– Заглотят, не сомневайтесь. Есть такой вариант: через наши возможности в Токио отправить на начальника штаба армии особо важный документ, например дополнение к плану «Кантокуэн».

– Это уже интересно, а дальше что? – загорелся Дулепов.

– Проведем совещание, на которое пригласим тех, кто отмечен в вашей схеме. Азалий Алексеевич, соглашайтесь, ради такой операции можно забыть все наши разногласия и обиды!

– Хорошо, господа, я согласен! – кивнул Дулепов.

– Вот и отлично! Детали операции согласуем в рабочем порядке!

Японцы попрощались и ушли.

– Азалий Алексеевич, можно? – В приоткрытую дверь просунулась унылая физиономия Ясновского.

– А, Вадим, заходи, – махнул рукой Дулепов. – Давай наливай, а то с этими желтомордыми обезьянами толком и не выпьешь.

– Нет, за что?! Тоже «шестерку» нашли, сволочи! Опустили меня, как последнего… – бубнил ротмистр.

– Плюнь и разотри! Одно слово – азиаты! – презрительно бросил Дулепов. – Ты пей, пей.

– Не могу, Азалий Алексеевич, у меня явка с Тихим, – помотал головой Ясновский, отодвигая рюмку.

– Ну, это святое! – кивнул Дулепов. – Погоди, Вадим, – остановил он подчиненного уже в дверях. – Тут у меня одна мысль мелькнула… Федорова кто брал?

– Жандармы.

– Полицейские участвовали?

– Только на подхвате.

– А где сидят Бандура и Козлов?

– В центральной, у Тихого.

– Очень даже неплохо! – потер руки Дулепов.

Ясновский терялся в догадках, пытаясь понять, куда клонит шеф, но тот не спешил делиться своими соображениями. Попыхивая папиросой, он продолжил задавать вопросы:

– После Федорова что-нибудь осталось?

– Почти ничего. Успел, гад, все уничтожить.

– А кто знал о его поимке?

– Сасо, Такеока, вероятно, Ниумура с Дейсаном, майоришкой этим, ну, и мы с вами.

– А может, все-таки есть зацепки? – Глаза Дулепова сузились.

– Вы полагаете, японцы что-то не договаривают? – предположил ротмистр.

– А что они могут недоговаривать? Хотя… Черт их знает… Я вот что, Вадим, подумал. А не развернуть ли нам ситуацию с Федоровым против красного резидента?

– Каким образом? – удивился Ясновский. – С покойника ничего не возьмешь. Козлов с Бандурой скорее языки проглотят, чем своих сдадут, мы уж пробовали разговорить, но…

– А твой Тихий зачем?

– Тихий? Он-то тут с какого боку?

– Через него мы хотим запустить информацию, что Федоров не успел уничтожить все коды. Что ты на это скажешь?

– Идея, конечно, хорошая, но Тихий… Он же не имел никакого отношения к делу Федорова! И потом…

– Потом будет суп с котом! Без тебя знаю, что не имел! Он у тебя где служит? – с раздражением перебил Дулепов.

– В полиции! А что?

– А то. Он ведь там не последняя сошка. При желании мог бы узнать.

– Ясно… Но как на это посмотрят японцы?

– Не беспокойся, Вадим, я их беру на себя. Ты только втолкуй Тихому, пусть язык попридержит. Знаю, любит, мерзавец, пыль в глаза пустить.

– Не волнуйтесь, подрежем! – заверил Ясновский.

– Тогда давай действуй! – распорядился Дулепов.

Ротмистр переоделся и отправился в город. Явка с Тихим была назначена в фотостудии Замойского. Место бойкое, да и сам хозяин подозрений не вызывал. Марк Соломонович Замойский появился в Харбине в середине двадцатых годов после какой-то темной истории, случившийся в Гирине. Вытащил его из полиции Дулепов, который знал Замойского еще по Москве.

В далеком 1906 году молоденький фотограф Марик Замойский по глупости путался с большевиками, но вскоре попался на хранении марксистской литературы. На допросе он лил перед жандармами крокодиловы слезы, клялся в любви к Государю Императору и, разумеется, сдал всех своих подельников. Таких, как он, после первой русской революции были сотни, но Дулепов, уже тогда разглядев в нем большую сволочь, взял его на работу тайным осведомителем.

После трех месяцев отсидки Замойский, которому слепили образ «сочувствующего», вышел на волю и стал работать на два фронта. На выделенные ему деньги он открыл в Замоскворечье небольшую фотостудию. Дела Марика быстро шли в гору. К месту сказать, фотографом он был от Бога. За два с небольшим года тщедушный Марик превратился в респектабельного Марка Соломоновича, а его студия стала бойким местом. Большевики назначали в ней явки и хранили нелегальную литературу, в подвале студии даже стоял небольшой гектограф для изготовления листовок. Не внакладе оказалась и охранка – осведомитель Портретист отрабатывал свои деньги на совесть. К тому же он снабжал хозяев первоклассными фотографиями, на большевиков была заведена целая картотека.