Николай Абин - Прыжок самурая

– Да… Это уже не шутки! – От былого благодушия старика не осталось и следа. Он поставил чашку на стол и забарабанил пальцами по подлокотникам кресла.

Плакс взглянул на часы. Очевидно, Сан уже был на подъезде.

– Послушай, мой мальчик, – вдруг сказал Лейба. – Как-то перед войной, еще перед той войной, империалистической, я поехал в Харьков открывать меняльную контору – не век же иголкой махать. Со мной еще был твой отец… Может быть, он рассказывал тебе об этом?

– О чем?

– О мастерской Марка Шуна.

– Честно говоря, не помню, а про Марка Шуна так вообще в первый раз слышу, – признался Плакс, не понимая, к чему клонит старик.

– Приехали мы в Харьков и остановились в самом центре, на Сумской. Тебе в Харькове приходилось бывать?

– Только проездом.

– Ну, тогда ты не представляешь, что такое Сумская! Ах, какая улица, какая улица! Лучше, чем Фима Бибирман, о ней еще никто не сказал!

– Простите, дядя, но мне сейчас не до Фимы Бибирмана, тем более, я не знаю, кто это такой, – прервал старика Плакс.

– О, Изя, тогда ты многое потерял! Фима за словом в карман не лез. Вот его перл: «Один станок – это просто станок, два станка – мастерская. Одна б… – это просто б… А много б… – это уже Сумская»! И надо было такую шикарную улицу называть именем Карла Либкнехта!

Плакс рассмеялся. Лейба весело, по-мальчишески подмигнул ему и спросил:

– Так на чем я закончил, мой мальчик?

– На Карле Либкнехте, дядя, ближайшем друге Розы Люксембург.

– А, ну да, я о Сумской… Так вот, на углу Сумской и Провиантской Марк Соломонович Шун занимал целый дом. Сам знаешь, среди нашего брата дураков не бывает, но Марк был гений, сто очков вперед мог дать любому. Мудрейший человек, даже Ёся Либерман, которого вся одесская полиция не могла взять за цугундер, приезжал к нему за советом.

– Зато ЧК в первый же год посадила на нары, и никакие советы не помогли, – не удержался и съязвил Плакс.

Старик нахмурился и предупредил:

– Ты, Изя, так не шути, может плохо кончиться.

– Извините, дядя, язык мой – враг мой.

– Если бы только он…

– Так что там произошло в мастерской Шуна? – поспешил сгладить бестактность Плакс.

– До девятьсот пятого года Марк преподавал в университете, но со студентами ему не повезло. Половина подалась в бомбисты, другая – в аферисты. Потом, в девятьсот шестом, когда волна восстаний схлынула, жандармы очухались и чуть не посадили беднягу. Но Марк не был бы Марком, если бы не сумел выкрутиться. Правда, из университета ему пришлось уйти. Так знаешь, что он придумал? Открыл свою мастерскую-иллюзион! Съездил в Париж, купил дорогущий по тем временам киносъемочный аппарат и начал работать. Народ к нему валом повалил – хотелось на себя посмотреть со стороны, но в каждом Марк улавливал что-то свое, особенное…

– Я, кажется, понял, дядя, – прервал Лейбу Плакс. – Вы хотите сказать, что… Что надо ключик подобрать, нащупать личные мотивы?

– Правильно, Изя! Политики тоже люди, у них есть свои слабости и… свои амбиции. Простые, но точные ходы дадут наилучшие результаты. Ваша задача – уловить особенное.

– Я подумаю над этим, дядя, – кивнул Плакс.

В библиотеку вошел мрачный Алик.

– Вы слышали последние сводки? – спросил он. – Немцы говорят о критическом положении Красной армии. Геббельс грозился уже в ближайшие дни провести парад на Красной площади. Это какой-то кошмар!

Лейба встал, покрутил настройки мощного «телефункена» и поймал Москву. Новости действительно были неутешительные. Голос Левитана сухо перечислял названия населенных пунктов, оставленных отступающими частями Красной армии. Противник наносил удары в направлениях Клин – Рогачёво и Тула – Кашира. В конце ноября пали Клин, Солнечногорск и Истра. И все же в двадцати семи километрах от Москвы, в районе Красной Поляны, наступление было остановлено. Плакс ловил каждое слово, а Алик тем временем расстелил на столе карту Советского Союза, испещренную красными и синими линиями фронтов, и стал делать пометки.

– Боже мой, в Ясной Поляне хозяйничали фашисты… – грустно сказал старик.

И. В. Сталин у Мавзолея

Внезапно Плакс вспомнил, как его везли с аэродрома на Лубянку, как машина попала под бомбежку, как стонал раненый майор, по сути, спасший его жизнь… Это и есть то самое – личное, все-таки прав старик… И он сделает все, что требует от него Фитин, какими бы нереальными ни казались сроки.

Алик прочертил еще одну линию на карте, и под нажимом его руки грифель сломался.

– Брось ты это занятие, сын, – остановил его Лейба. – Они так сжали пружину, что скоро она должна ударить по ним самим!

– Папа! Какая пружина?! – с болью в голосе воскликнул Алик. – Геббельс утверждает, что его генералы видят в бинокли Кремль!

– Да, бинокли у немцев хорошие.

– Скажи, Израиль, сколько отсюда до Москвы? – Палец Алика ткнул в острие синей стрелы, нацелившейся на столицу.

– Километров двадцать, двадцать пять, – обронил тот.

– Но ведь их еще надо пройти, – заметил Лейба и напомнил: – Друзья мои, бывало и хуже! Поляки в Кремле сидели, а кончили чем? У Наполеона тоже были большие планы…

– Папа, но тогда было совсем другое время, и война была совершенно другой! – Ты плохо знаешь историю, сынок. И тогда была зима – и сейчас зима! Но это не главное. Люди у нас остались те же!

Конец тяжелому для всех разговору положило появление Сана. Он энергично поздоровался и задержал тревожный взгляд на Плаксе. Тот заставил себя улыбнуться. Ему не хотелось выдавать горькие чувства, наполнявшие душу.

– Гололедица просто ужасная, – сказал Сан. – Прошу прощения за опоздание.

– Да, погода дрянь, но вы, наверное, проголодались с дороги? – радушно улыбаясь, спросил хозяин дома.

– Признаюсь честно – проголодался. Тем более знаю – от вас просто так не уйдешь, – засмеялся Сан.

В столовой их уже ожидал накрытый стол. За обедом о войне не говорили, вели обыкновенную, ни к чему не обязывающую светскую беседу. В какой-то момент Лейба незаметно подал сыну знак, и они, сославшись на неотложные дела, вышли.

Сан вопросительно взглянул на Плакса.

– Извини, что сорвал в такую погоду, – сказал тот.

– Значит, были веские причины, как я понимаю?

– Более чем веские! Я только что получил исключительно важную информацию.

– Она касается затянувшегося конфликта между Японией и США?

– Совершенно верно! Но, боюсь, слово «конфликт» вскоре придется заменить словом «война», – прямо сказал Плакс.

– Вот как… – нахмурился Сан.

– Да! Переговоры – это всего лишь ширма, за которой кроются приготовления к прямому нападению.