Павел Загребельный - Первомост

После отъезда митрополита писец у моста снова принялся за свое и писал: "Репа дороже той". Ага, начал воровать. Да и кто бы удержался при таком видном деле?

"Капусты хочется" - стояло в грамоте.

Вепрятиной обожрался и осетрами княжий тиун, вот и потянуло на капусту, видать, еще и на кисленькую.

"По три кружки меду вишневого, по пять - меду вареного, по ведру меду цеженого, по ведру пива ячменного".

Вот пили люди! Да только не все. Как и теперь. Одни пьют, а другие лишь слюну глотают.

"Пшена не было".

Мед ведрами пить, так где же ты пшена напасешься?! Князь скуп был. Лишнего на мост не давал.

"Было пшено и рыба была привезена".

Старательный человек, заботился о рабочем люде.

"Репа дороже той".

Ну и злодей!

Пергамен был исписан с двух сторон. Но и на другой стороне то же самое: "Борщик рвали в пуще". А с чем же борщик варили, спросить бы у них!

"Пшена не было, зато репы два воза, а репа дороже той".

Где же он эту репу брал такую дорогую?

"Пусто было".

Да уж когда и пшена нет, то пусто.

"Дубы везли высокогорные с земли Галицкой".

На холоде дерево растет крепче, а в тепле только разнеживается, как и человек.

"Рыбину ловили".

Но удалось ли поймать, забыл записать княжий угодник.

"Пшена не было".

"Ничего не было".

Да было бы у тебя столько счастья, когда ты вот такое писал!

"Много ели!"

Ели, да не все и не часто.

- Что вычитал? - нетерпеливо пошевелился Мостовик. - Что записано?

- Записано, чтобы всяк со страхом божьим знал и помнил, что мост этот, самый первый и величайший, принадлежит Воеводе Мостовику, - тыкая пальцем в то место, где речь шла про меды и пиво, соврал скороговоркой Стрижак.

- А кем записано? Мономахом-князем, да?

Стрижак передвинул свой длинный костлявый палец на осетра, съеденного митрополитом со свитой, прочел торжественно и размеренно:

- "Се аз князь Великий Владимир Всеволодович Мономах, внук Ярослава, сложил сию грамоту для Воеводы при мосте через Днепр"...

Врать было трудно, да еще так внезапно и напрямик, Стрижак оторвал руку от грамоты, с размаху перекрестился, произнес глухо:

- "Все идем от берега к берегу, у каждого свой мост, ему же и длина своя, а никто не знает, где будет конец..."

- Молитва такая или в грамоте стоит? - спросил Воевода.

- Может, молитва, а может, и в грамоте. В зависимости от нужды, уклончиво ответил Стрижак.

- А про карасей есть в грамоте?

- Про карасей?

- Ну да.

- Караси в воде, а не в грамоте.

- Лепо, лепо. А про лещей тоже ничего?

- Лещ тоже в воде.

- Лепо. Так, может, хоть про осетра что-нибудь там есть?

- Сказано так: "Как осетр царствует над всеми рыбами, так Воевода стоит над мостом и его людом".

Воевода улыбнулся, желтым отблеском сверкнули его глаза. Трудно было понять - от удовольствия или от злости. Стрижак завирался все глубже и безнадежнее, но уж что будет, то и будет. А Воевода хищно улыбался, потому что благодарен был судьбе, а еще потому, что ненавидел весь людской род.

Ибо недостаточно человеку, хотя и особому, иметь под рукой свой мост. Находятся время от времени среди бояр и воевод такие, кто зарится на это добро, да и князья-однодневки докапываются, есть ли у тебя привилегия. Намекал, что есть. Распространял слухи о грамоте извечной, от самого Мономаха списанной. Уж где и как достал эту грамоту и он ли или его предшественники - об этом молчок. Грамота есть - вот и все! Но пока она лежит в ларце - грамота молчит, а нужно бы поставить человека с грамотой в руках - и чтобы прочел складно и толково. И тогда умолкнут все крикуны навеки.

Да только где же взять умелого чтеца? Трудно Воеводе с людьми. Не из кого выбирать, некого подбирать. Скольких уже испытывал на грамоте сей, и все ему торочили о каких-то карасях и лещах, да о пшене и репе, а он хотел услышать совсем другое! И уж если послала тебе судьба человека желанного, так хватай его обеими руками, а то если потеряешь, так навсегда.

- Хочешь мне служить? - без обиняков спросил Мостовик Стрижака.

Тот искоса взглянул на желтолицего Воеводу, мгновение подумал, мигнул глазом, сказал - то ли хозяину, то ли в кружку с медом:

- Могу.

Потом, когда Воевода, считая уже и этого причисленным к своему стаду, встал, Стрижак торопливо добавил:

- А могу и нет.

- Будешь иметь здесь все, - пообещал Воевода, пересиливая себя, потому что никогда никому не обещал ничего, - а от тебя - лишь молитва. По каждому случаю - своя молитва к святому Николаю.

- Негоже, - сказал Стрижак.

Воевода насупился:

- Что негоже? Сказано: все будешь иметь. Дом тебе поставят возле двора, к воеводской трапезе допущен будешь, поставим церковь в честь святого Николая, и отпишу ей десятину, как заведено.

- Не обесценивай, чего сам не имеешь, - важно произнес Стрижак. Молитва - вещь дорогая, и никогда чрезмерно. Ибо что в мире самое дорогое? Золото? А какое золото знает человек? Кованое? Платаное? Прутовое, пряденое и пареное - вот и все. А молитва, сам согласен, - на каждый день и на каждый случай, и каждому делу новая и своя. Сказано же: "От плода уст своих человек насыщается добром, и воздаяние человеку - по делам рук его". И еще сказано у премудрого Соломона: "Уста правдивые вечно пребывают, а лживый язык - только на мгновение".

- Зовешься как? - прервал Мостовик его тираду.

Другого такой неожиданный поворот разговора сбил бы с толку, но не Стрижака.

- Человек может зваться всяко. Вот я переночевал здесь лишь одну ночь, а уже нарекли меня словозлобные твои прислужники Стрижаком.

- До этого как звали?

- Был Екдикий в честь мученика севастийского из сорока святых. Но темнота людская привела к тому, что звали меня "Как-дикий", ибо...

- Как-дикий - не годится. Будешь называться Стрижаком - так проще.

- Одежку даже человек сам себе выбирает. Имя же...

- У меня будешь зваться: Стрижаком.

- Еще не согласился здесь оставаться, Воевода. Не договорились.

- Уже договорились. Будешь иметь все, сказано тебе. Дом поставят возле воеводского двора, на возвышении. К трапезе допущен будешь, к моей. Церковь возведем в честь святого Николая и десятину отпишу ей, как заведено от Владимира-князя.

- Мало, - вздохнул Стрижак смиренно.

- Мало? - воскликнул Воевода с угрозой в голосе. - Кому же, святому Николаю?

- И ему, и мне. Прежде всего - мне. Потому как я - ненасытный. Чтобы кое-как перекусить, за один присест съедаю печенку барана, гуся жареного, две курицы вареных, печень воловью, три хлеба и запиваю тремя мерами меду выстоянного, да пива, да...

- Накормлю!

- Могу и все здесь сожрать!

- Не сожрешь.

- Видал и воевод и бояр. Обещают все, а потом за ножницы хватаются и стригут. Волосы же на человеке все равно что разум. Безволосым к богу не прорвешься. Безволосый - что безголосый. Бог в облаках, а волосы в лохматости своей что есть? Тоже облако человеково.