Павел Загребельный - Страсти

- Что ж. Книги живут дольше камня. О людях я уже не говорю.

- Но книги - это люди! Это память, продержавшаяся тысячелетия.

- Вы думаете, женщину могут интересовать тысячелетия? - засмеялась Роксолана. - Для женщин дорога только молодость. И больше ничего. Но я не женщина, а султанша, поэтому охотно познакомлюсь со всем интересным, что вам удастся найти в Стамбуле. Я тоже люблю старинные рукописи. Но только мусульманские. Других в султанских библиотеках не держат.

- Ваше величество, в ваших руках целый мир! При вашей образованности, ваших знаниях...

- Что общего между моими знаниями и теми богатствами Стамбула, о которых вы говорите?

- Но, ваше величество, вы уже давно могли бы стать владетельницей собраний, которых не знал мир!

- Не думала об этом.

- Но почему же? Разрешите заметить, что это... У вас в руках высочайшая власть...

- Власть не всегда направляется так, как это может казаться постороннему глазу.

- О вас говорят: всемогущая, как султан!

- Вполне возможно, вполне. Но в определенных границах, в определенных и точно обозначенных. Пусть вас это не удивляет.

- Меня все здесь поражает, если не сказать больше! Во время приема вы сидели на троне рядом с султаном. Первая женщина в истории этой величайшей империи и, кажется, всего мусульманского мира. Я счастлив, что был свидетелем такого зрелища. А какой счастливой должны чувствовать себя вы, ваше величество!

- Вы только мужчина, и вам никогда не понять женщину.

- Простите, ваше величество. Я знаю, что вы не только султанша, но и мать. Я слышал о ваших сыновьях - это наполняет мое сердце сочувствием и печалью. Позвольте сказать, что мне показалось странным отсутствие во время приема шах-заде Селима. Ведь он провозглашен наследником трона. И, говорят, ныне пребывает в Стамбуле. При дворах европейских властелинов принцы...

- Шах-заде Селим занят государственными делами, - быстро сказала Роксолана. - Так же, как и шах-заде Баязид. Государство требует...

Не могла подыскать подходящего слова, удивляясь своей беспомощности, украдкой взглянула на посла - заметил ли он ее растерянность? Вряд ли. Был слишком молодым и неопытным, к тому же никак не мог поверить, что разговаривает с самой султаншей.

- Ваше величество, простите за дерзость, но должен вам сказать, что я не верю... не могу поверить, что у вас взрослые сыновья. Мне кажется, будто я старше вас. Вы такая молодая. Тайна Востока?

- А что такое старость? Может, ее и вовсе нет, а есть только изношенность души. У одних души изношены уже смолоду, у других не тронуты до преклонных лет. Что же касается моих сыновей... Мой самый старший, Мехмед, был бы ныне таким, как вы... А Селим всего лишь на год моложе.

- Но это уже зрелый мужчина!

- Да, зрелый.

Могла бы еще сказать: перезрелый. И не только для трона - для жизни. Почему султан избрал его наследником? Потому, что был старше Баязида? Или потому, что внешне поразительно похож на нее? Хотя ничто не объединяло его с матерью, кроме рождения. Равнодушный ко всему на свете, кроме пьянства и разврата, с тупым, обрюзгшим лицом, этот рыжебородый мужчина не вызывал у нее ничего, кроме страха и отвращения. Из всех известных ей зол только ненависть была хуже равнодушия, но Селим, кажется, никогда не сумел бы различить этих чувств, разве что догадался бы позвать своего верного Мехмеда Соколлу и сказать: "А посмотри-ка, что там такое?" Если его дед Султан Явуз сам срезал драгоценные камни с тюрбанов убитых врагов, а султан Сулейман хотя бы смотрел, как это делают для него янычары, то Селим разве что удосужился бы послать кого-нибудь и сказать: "Пойди-ка, принеси сюда вон то". А сам даже пальцем бы не пошевельнул.

О том, как он начал пить, была даже байка. Роксолана и сама готова была поверить в эту побасенку, ибо откуда же нашло на него все это? А рассказывали так. Дескать, еще будучи подростком, прогуливался он по столице со своей свитой и на одной из улиц встретил молодого османца, который повел себя очень дерзко.

- Ты знаешь, что я шах-заде? - закричал Селим.

- А ты знаешь, что я Бери [41] Б е р и - свободный, независимый. Здесь - прозвище: "Свободный Мустафа". Мустафа? - не испугался тот. - Если хочешь продать Стамбул, я куплю. Тогда ты станешь Мустафой, а я шах-заде.

- Да за что же ты, несчастный, купишь Стамбул?

- За что? А тебе какое дело? А много будешь разглагольствовать, я куплю и тебя, ибо кто ты, как не сын рабыни, то есть раб, а раб - это не человек, а просто вещь, которую следует продавать на торгах.

Пьяного заперли в зиндан, а наутро поставили перед разъяренным Селимом. И тот затопал ногами на Бери Мустафу.

- Как посмел ты, сын шайтана и свиньи!..

- О сын всемогущего властелина, - упал на колени Бери Мустафа, - если бы ты вчера был в таком состоянии, в каком находился я, ты отдал бы за это господство над всем миром.

Селим отведал и оставил возле себя Бери Мустафу, чтобы пить вдвоем. Сменил ему имя, а с течением времени окружил себя еще большими бездельниками и прожигал время в гульбищах, в попойках, в поездках на охоту, пропадал в своем гареме, не заботился ни о чем, кроме удовольствий. Попадая на торжества к султану, Селим либо говорил глупости, либо бормотал что-то на охотничьем жаргоне. Ел как обжора. На охоте бежал впереди собак. Провозглашенный наследником трона, устроил ученый спор с улемами и швырял сапогом в лицо тому, кто пытался с ним не соглашаться. Более всего любил состязания всадников на ослах, победителям вручал золотой прут. Ни о чем не заботился, ни о чем не думал, во всем полагался на Мехмеда Соколлу, который к своей врожденной ловкости старательно и упорно прибавлял учение всюду, где только был, и с годами вырос в царедворца, воина и государственного мужа, который мог бы ублажить самого требовательного властелина, а не только этого равнодушного, отупевшего от власти и богатства наследника трона.

Может, все изменилось бы к лучшему, если бы удалось убрать этого зловещего Соколлу, но он словно бы владел звериным предчувствием опасности и каждый раз ускользал от западни, которую готовили для него. Спасся даже во время заговора Роксоланы. Ахмед-паша послал тогда своих людей, чтобы привели Соколлу к нему и по дороге убили за непослушание, ибо напрасно было надеяться, чтобы тот шел к садразаму как овечка. Но Соколлу в столице не нашли. Вместе с шах-заде Селимом он отправился на ловы неизвестно куда. Поехал на охоту в то время, когда султан лежал почти мертв! На это способен был только Селим, а Соколлу даже не попытался отговорить его. Как бы там ни было, но случилось. Соколлу уцелел, а султан, узнав о поступке Селима, похвалил сына за то, что своевременно бежал от заговорщиков, чтобы не встревать в это богопротивное дело, и с тех пор еще более настойчиво выказывал свое расположение к нему, не замечая развращенности и растления своего наследника.