Александр Чаковский - Блокада. Книга третья

— Кто на баррикадах, товарищ Игнатьев? — спросил Звягинцев идущего в двух шагах впереди связного. — Бойцы?

— Пока только боевое охранение. Ну… посты. Будет команда — рабочие в течение часа займут все позиции. А пока только посты. Большей частью из коммунистов и комсомольцев.

— А сам-то коммунист? — поинтересовался Звягинцев.

— Позавчера в кандидаты вступил. Прямо тут, на заставе, бюро заседало. Выходит, теперь партийный.

— Поздравляю, — сказал Звягинцев и, помолчав, спросил: — До завода-то еще далеко шагать?

— До завода? — переспросил тот, не замедляя шага. — Да еще километра с полтора будет. Сначала до второй заставы дойдем, а там уж вам до проходной провожатого дадут.

В этот момент где-то впереди с грохотом разорвался снаряд. Звягинцев инстинктивно пригнулся, но тут же выпрямился, радуясь, что шагающий впереди боец не заметил его испуга.

— Опять по заводу начал бить, язви его душу! — донесся до Звягинцева голос Игнатьева. — Теперь часа на два заладит.

— И что, прямые попадания были? — спросил, нагоняя его, Звягинцев и тут же подумал, что вопрос его нелеп.

— Спрашиваете, товарищ майор! — отозвался Игнатьев. — Считай, ни одного корпуса нетронутого не осталось…

Снова там, впереди, раздался грохот разрыва. Откуда-то из темноты прозвучал голос радиодиктора:

— Граждане, район подвергается артиллерийскому обстрелу. Движение по улицам прекратить! Населению немедленно укрыться!..

Быстро застучал метроном.

— «Населению…» — с горечью повторил Игнатьев. — Да тут и населения-то никакого почти не осталось! Кировцы давно уже на казарменном живут… Вы что же, товарищ майор, не бывали разве в наших местах?

— Вы же слышали, я говорил лейтенанту, что не был тут с конца июня, — с некоторым раздражением ответил Звягинцев: ему показалось, что боец принимает его за необстрелянного тылового командира. Но тут же, поняв неуместность своей обиды, добавил: — Я и в Ленинграде-то полтора месяца не был. На Луге воевал, потом в госпитале провалялся.

— В ногу? — понимающе спросил Игнатьев.

— В ногу.

— А я-то чуть не бегу. Вам небось тяжело за мной поспевать?

Игнатьев пошел медленнее.

Снова один за другим прогремели разрывы, сопровождающиеся грохотом обвалов и каким-то скрежетом, точно в массу металла с силой вошло гигантское сверло. Маскировочная сеть над улицей стала медленно розоветь: очевидно, неподалеку вспыхнул пожар.

Игнатьев остановился.

— Может, переждем обстрел, товарищ майор? — неуверенно спросил он Звягинцева. — Сюда осколки запросто долететь могут. Попадет мне, если я вас целым до следующей заставы не доведу.

— Ничего, я уже осколком отмеченный, — усмехнулся Звягинцев. — Пошли.

Их окликнули: очередная проверка документов. На этот раз проверяющие были в гражданской одежде: один — в стеганке, другой — в доходящей до колен брезентовой куртке. Оба с винтовками в руках.

— Теперь уже скоро вторая застава будет, — сказал Игнатьев. — Еще метров тридцать — и застава… Можно спросить вас, товарищ майор? — И, не дожидаясь ответа, продолжал: — Вы вот из штаба фронта будете. Как полагаете, удастся нам остановить здесь врага?

Именно об этом думал и сам Звягинцев, идя за Игнатьевым.

— Надо остановить, — угрюмо ответил он и добавил: — Иначе Ленинграду конец.

Последние слова вырвались у Звягинцева помимо воли. «Черт знает что говорю! — со злобой на самого себя подумал он. — Панику сею».

— Ну, этого-то быть не может, товарищ майор, — спокойно и убежденно ответил Игнатьев, — чтобы Ленинграду конец.

— Вот и я считаю, что не может этого быть! — твердо сказал Звягинцев. — Значит, мы обязаны здесь немца задержать. Чего бы нам это ни стоило.

Из темноты снова раздался командный оклик.

Звягинцев остановился.

Игнатьев сделал несколько шагов в сторону и стал докладывать кому-то, невидимому в темноте, что по приказанию начальника первой заставы сопровождает майора.

Кто-то приказал:

— Товарищ Ратницкий, доведите майора до проходной!

Через мгновение Игнатьев возник из темноты и, поднеся руку к пилотке, спросил:

— Разрешите возвратиться, товарищ майор?

— Можете идти, товарищ Игнатьев, — сказал Звягинцев. — Спасибо.

Он испытывал чувство симпатии к этому спокойному, уверенному бойцу.

К Звягинцеву подошел человек в гражданской одежде, с винтовкой на ремне.

— Ратницкий, — представился он. — За мной идите, товарищ майор.

«Наверное, из рабочих-ополченцев», — подумал Звягинцев. Он не успел даже разглядеть очередного провожатого.

Ратницкий быстро зашагал вперед. Звягинцев, прихрамывая, едва поспевал за ним.

— Не беги так. Далеко еще идти-то? — спросил он.

— Дальность — понятие относительное, — ответил, не оборачиваясь, Ратницкий. — В абсолютных цифрах метров четыреста. На трамвае — одна остановка. Но сейчас ситуация, как видите, изменилась, и трамваи здесь не ходят.

Звягинцев смутился. Он обратился к сопровождающему таким тоном, каким командир обычно обращается к рядовому бойцу, но уже по первым словам этого Ратницкого понял, что ошибся.

— Простите, — сказал Звягинцев, — вы что же, несете службу в ополчении?

— Нет, в ополчение не взяли, — отозвался Ратницкий, — есть такое малопочтенное в военных условиях понятие: «броня». Работаю на заводе.

Звягинцев хотел спросить, кем именно тот работает, но где-то снова загрохотали разрывы. Теперь они звучали глухо, точно гром проходящей стороной грозы.

— Это, по-видимому, у немцев… — полувопросительно произнес Звягинцев.

— Совершенно верно, — сказал Ратницкий. — Это ведет огонь наша морская дальнобойная артиллерия. Корабли Балтфлота. Мы уже привыкли. Как только немцы начинают обстреливать район завода или вообще город, корабли открывают огонь на подавление. Впрочем, извините. Вы все это, конечно, знаете лучше меня.

Звягинцев промолчал, потому что как раз этого-то он не знал.

Сверху донеслось подвывающее гудение мотора.

— Летает… — тихо, точно про себя, заметил Ратницкий.

На этот раз Звягинцев не нуждался в пояснениях. Вражеские самолеты он отличал на слух.

— «Рама», — сказал он.

Где-то там, в высоте, разорвалась ракета, и свет ее на несколько мгновений рассеял темноту. Звягинцев отчетливо увидел маскировочную сеть над головой, надолбы, баррикады и сторожевые вышки — все это на какое-то время приобрело осязаемую реальность…

До того как ракета погасла и все снова погрузилось во тьму, Звягинцев успел заметить, что в нескольких метрах от них начинается высокий забор, огораживающий территорию Кировского завода.

Еще шестого сентября Риббентроп объявил на пресс-конференции в Берлине, что окруженный Петербург падет если не в ближайшие часы, то завтра или послезавтра. Но прошел день, второй и третий, прошла неделя, потянулась другая, а Ленинград по-прежнему оставался советским.