Александр Чаковский - Блокада. Книга первая

— Кто «спрашивают»? — подчеркнуто громко переспросил Валицкий.

— Не знаю. Гражданин какой-то. Королев, говорит, фамилия.

— Королев? — недоуменно переспросил Валицкий. — Откуда он?

— Не знаю, Федор Васильевич, не знаю откуда, — затараторила тетя Настя, — с улицы пришел, в парадную позвонил, я и открыла… Дело, говорит, важное…

— Ну, хватит, — раздраженно прервал ее Валицкий. — Проси.

Он отошел к письменному столу, повернулся и стал выжидающе смотреть на дверь.

Через мгновение на пороге появился незнакомый человек. Валицкий с недоумением оглядел этого высокого, пожалуй выше, чем он сам, пожилого мужчину, его потертый старомодный пиджак, лацканы которого слегка отгибались, белесо-синюю, должно быть бесконечное число раз стиранную, рубаху, вязаный, свившийся жгутом галстук, убедился, что никогда ранее этого старика не встречал, и сухо спросил:

— Чем могу?..

— Моя фамилия — Королев, — сказал незнакомый человек, — а зовут Иван Максимович.

Произнеся это, он умолк, точно полагая, что его фамилия, имя и отчество должны были что-то говорить Валицкому.

Федор Васильевич передернул плечами и повторил:

— Итак, чем могу?..

Королев равнодушным взором окинул комнату, на пороге которой стоял, — тяжелые бархатные портьеры, массивную бронзовую люстру, кожаные кресла, книжные шкафы — и снова устремил свой взгляд на неподвижно стоящего у письменного стола замкнутого, высокомерного Валицкого.

— Я… насчет дочки, — неожиданно глухим голосом произнес Королев.

— Простите, кого? — с недоумением переспросил Валицкий.

— Дочка моя… Вера… — повторил Королев.

— Но я… не имею чести… — начал было Валицкий, но Королев неожиданно прервал его, на этот раз строго и холодно:

— При чем тут честь? Я думал, сын вам рассказывал…

Сперва Валицкий ничего не понял. Но уже в следующее мгновение он почувствовал, как загорелось его лицо. «Этого еще не хватало!» — подумал он со смешанным чувством тревоги и брезгливости. Неужели ему предстоит выслушать какую-то пошлую историю, в которую замешан его сын?! Да, да, конечно!

Как все это нелепо, глупо! Валицкого больше всего ранила мысль, что он узнает об этом именно теперь, в такое время!..

Прием, который ему оказали в управлении, торопливо-отчужденные слова Осьминина по телефону, а теперь еще и эта, несомненно пошлая, история — все сплелось в сознании Валицкого в один колючий клубок. Федор Васильевич чувствовал, что еще минута — и он будет не в силах совладать с собой. Ему хотелось накричать на этого все еще стоящего в дверях человека, весь облик которого так не гармонировал с царящей здесь атмосферой, прогнать его, крикнуть вслед, что ему ни до чего нет дела, что ни на какой шантаж он не поддастся, что Анатолий — совершеннолетний, и поэтому…

Но хотя Валицкий и был резким и заносчивым человеком, в критические моменты полученное им воспитание иногда брало верх. Так и теперь он подавил уже готовые сорваться с языка слова, судорожно проглотил слюну и сказал, делая неопределенный жест рукой:

— Прошу садиться…

К деревне они подъехали не по главной проселочной дороге, переходящей в единственную деревенскую улицу, а с тыла, по целине. Когда Жогин остановил лошадь у изгороди, из-за которой выглядывали высокие подсолнухи, Кравцов сказал:

— Отведи ребят в избу.

— А вы? — удивленно спросила Вера.

— И я скоро. Куда мне деться с костылем? — с добродушной усмешкой ответил Кравцов, полулежа на телеге.

Жогин молча просунул руку в просвет изгороди, отодвинул на ощупь задвижку низенькой калитки и сказал:

— Что ж, проходите, гостями будете. Я сейчас, — бросил он Кравцову.

Анатолий и Вера нерешительно пошли за Жогиным к дому, почти невидимому за яблоневыми деревьями.

Поднявшись на крыльцо, Жогин толкнул ногой незапертую дверь.

— Вы в сенях подождите. Я сейчас, — сказал он и, притворив за вошедшими Анатолием и Верой дверь, исчез.

Они осмотрелись. В сенях было прохладно и сумрачно. Плотно прикрытая дверь, очевидно, вела в горницу. На бревенчатой стене висел умывальник. Под ним, на табурете, стоял таз. В дальнем конце сеней угадывалась крутая, уходящая вверх лестница.

Анатолий и Вера молчали, прислушиваясь к звукам снаружи и ожидая прихода Кравцова.

Но когда дверь снова отворилась, они увидели, что Жогин был один.

— А где же… — почти одновременно произнесли они оба, но Жогин, не дожидаясь конца вопроса, ответил:

— А товарищ Кравцов в другую гостиницу отправился. Стеснять не пожелали. Вы, значит, у меня побудете, а товарищ Кравцов решил сам по себе. У него в Клепиках знакомых ку-уда как много! А вам привет просил передать. Вот так.

Он произнес все это не спеша, с расстановкой, и трудно было понять, усмехался ли он про себя при этом или нет.

«Но мы хотим быть вместе!» — чуть не вырвалось у Анатолия, однако он вовремя подавил эти слова, вспомнив инструкцию Кравцова.

Жогин показал на лестницу и произнес:

— Чего ждете-то? Давайте наверх.

— Скажите, пожалуйста, — робко произнесла Вера, — это правда, что немцы… — Она умолкла, так и не договорив.

— Коль не врут, значит, правда, — на этот раз уже откровенно усмехнувшись, ответил Жогин. — А только что здесь удивительного? — как бы самого себя спрашивая и разводя руками, заметил он. — Война — могут и без разрешения появиться, раз сила есть. У вас, извините, национальность какая будет? — неожиданно задал он вопрос.

— Мы русские, — поспешно ответил Анатолий.

— Ну вот и хорошо. Опять же, если в комсомоле состоите, никто вас за язык не тянет. Товарища Кравцова хорошо знаете? — без всякого перехода спросил он.

— Нет, нет, что вы! — торопливо ответил Анатолий. — Откуда? Мы в поезде вместе ехали. На одной полке. А потом поезд разбомбили…

— Ну и ладно, — готовно, почти радостно согласился Жогин, — вот и товарищ Кравцов от знакомства с вами отказывается. Вот и ладно, — повторил он. — А теперь давайте за мной.

И он первым медленно и тяжело стал взбираться по лестнице. Через минуту они уже были на чердаке. Из оставшейся открытой двери на пол падала широкая светлая полоса. Пол покрывали остатки сена. В углу лежала куча какого-то тряпья. Небольшое оконце было наглухо забито досками.

Жогин пропустил Анатолия и Веру вперед, а сам остался стоять у двери. Потом сказал:

— Ну вот что, молодые люди, — и голос его зазвучал на этот раз сухо и деловито, — положение, значит, такое. Пока надо вам будет оставаться здесь. Хозяйка с поля придет — принесу что-нибудь поесть. А чтоб видели вас — это ни к чему. Ни вам, ни мне. Значит, посидите тут. Если выйти понадобится, по нужде, скажем, — в пол ногой постучите. А так — шуму лучше не производить.