Питер Хутхаузен - Враждебные воды

В сентябре 1986 года ее экипаж был втиснут в стальную оболочку прочного корпуса, нашпигованную смертоносными веществами и пронизанную всеми возможными излучениями. В течение трех месяцев этим людям придется дышать искусственным воздухом и полагаться только на надежность систем зашиты, на самих себя и на удачу. Преследуемые американскими лодками, которых они зачастую даже не могли обнаружить, они покинули свою северную базу Гаджиево, будучи полностью уверенными в том, что случись завтра война, и жить им останется недолго. Но вовсе не угроза войны страшила их больше всего. Как все моряки в мире, плавающие под любым флагом, они были слишком заняты сражением со своим общим величайшим врагом — морем.

Гаджиево, 4 сентября, день первый

Сентябрь в этом году выдался холодным и дождливым. Здесь, за полярным кругом, зима наступает гораздо раньше, хотя она и не очень холодная благодаря теплому течению Гольфстрима. В незамерзающих бухтах Кольского залива базируются основные силы Северного флота, главную ударную силу которых составляют атомные подводные лодки, и прежде всего ракетные. Сегодня одна из них уходила в океан.

С неба, цветом ничуть не отличавшегося от цвета скал, окружавших бухту, то и дело обрушивался мокрый шквал. Пирс со следами ржавчины, фуражки и бескозырки провожавших, черный корпус подводного атомохода — все было покрыто свинцовым налетом воды.

Проводы К-219 изрядно затягивались — оперативный дежурный флота все никак не давал “добро” на выход. Причины объяснять было не принято. Командир К-219 Игорь Британов и командир девятнадцатой дивизии капитан первого ранга Виктор Патрушев тяготились не только бессмысленной задержкой, но и общением друг с другом.

Патрушев только что был назначен с другого соединения и плохо знал Британова. Времени детально разобраться с подготовкой к походу у него не было, но как опытный моряк он нутром чувствовал — что-то не так.

— Командир, ты какой раз идешь? — от нечего делать спросил комдив.

— Командиром третий, а всего тринадцатый.

— Ну что ж, у всех когда-то бывает тринадцатый. Дай Бог, обойдется, — ответил Патрушев и вроде не к месту добавил: — А сколько ты спирта штабу флота за проверку отвалил?

— Как обычно. Литров пятьдесят… — процедил Британов, — а то вы не знаете…

— Да знаю я! — с досадой буркнул комдив и спросил: — А ты знаешь, за что сняли командира в Западной Лице? Свалилась на него перед походом комиссия аж из Главного штаба, а он, дурак, взял, да и всю правду-матку про свою подготовку и выложил. Я, говорит, думал, они помогут… Дурак! Мать их верх за ногу! Как же, помогут они, стратеги хреновы! — Комдив был явно невысокого мнения о штабных офицерах.

— А “шила” все же ты многовато отдал, — еще про себя подумал Патрушев, — значит, слишком за многие грехи пришлось откупаться. При хорошей подготовке двадцать литров, как говорится, за глаза бы хватило!

Комдив понимал, что, казалось бы, хорошо продуманная и налаженная система контроля на самом деле давно превратилась в круговую поруку, при этом в любом случае штаб остается на берегу, а в море пойдет Британов и его люди.

— А что стало с тем командиром из Западной Лицы?

— Товарищ командир! — не давая ответить, прогремел усиленный мегафоном голос старпома Владимирова. — Получено “добро” на переход по плану!

— Ну, с Богом, как говорится. И помни — самая большая пробоина на корабле — это дыра в голове командира, — напутствовал комдив и крепко пожал Британову руку. Теперь все зависит только от него. В море он — царь, Бог и воинский начальник. А командира из Лицы, конечно же, сняли, как сняли бы и Британова, вздумай он играть на чистоту.

— Сходню на пирс! — Отсюда ушли — сюда и придем, а в море она ни к чему. — Это была последняя “береговая” мысль командира.

Британов ловко взбежал на борт, нырнул в проем рубочной двери и быстро, но без суеты поднялся на мостик.

— Смирно! — слишком громко скомандовал новый старпом. Британов недовольно отмахнулся — тут не кабинет начальника, тут дело надо делать, а не субординацию соблюдать. И хотя гонора у Британова было не занимать, он прекрасно понимал, что главное в море — это доверие и уважение к командиру и его, командира, — к экипажу. Иначе — труба. Иначе будут щелкать каблуками, бодро докладывать “Замечаний нет!” и при этом врать, глядя в глаза. А это совсем худо и “чревато боком”, — как говорил бывший старпом Игорь Курдин, стоявший сейчас не на привычном месте рядом с командиром на мостике, а среди провожающих на пирсе, потому что волею судьбы и начальства его направили на учебу в ленинградскую академию.

Британову было тридцать шесть. Его красивое молодое лицо обрамляли черные волосы, резко контрастирующие с яркими голубыми глазами. Пушистые черные усы и почти лысая голова придавали капитану несколько пиратский вид. Но здесь, на открытом всем ветрам мостике, который американские подводники называют парусом, а русские просто мостом, из-под меховой офицерской шапки виднелись лишь глаза, цепко ухватывающие движение лодки, работу швартовых команд и все то, что нужно командиру. Иногда казалось, что командир видит и сквозь прочный корпус лодки. Но Британову и не надо видеть через сталь, потому что каждой своей клеткой он чувствовал лодку, пытался слиться с ней, но сейчас сделать это было не так-то просто — ведь это была не его родная К-241, а хотя и однотипная, но чужая и незнакомая К-219. Черт бы побрал штаб, которому все равно кого и на чем отправлять в море, лишь бы доложить, лишь бы выполнить план — любой ценой, тем более платить будут не они.

— В лодке по местам стоят со швартовых сниматься! — Есть! — Кормовые на борту! — Есть! — Готовы исполнять приказания турбинных телеграфов!

— Есть! — Левая турбина — малый назад! — Руль — право на борт! — Боцман — не спи! — Медленно работают швартовые команды, хотя куда торопиться?

Чуть ниже, под козырьком мостика, стоят два капитана третьего ранга — Пшеничный и Сергиенко, единственные люди на лодке, которые не несут вахту и не имеют четких обязанностей. Валерий Пшеничный — старший оперуполномоченный особого отдела КГБ, и его главная задача — не допустить измены и утечки секретной информации. Но какие шпионы на лодке? Вот и пытается человек отрабатывать свой хлеб, собирая сплетни о том, кто с кем спит, сколько пьет. Да еще прихватывая молодых лейтенантов на мелких нарушениях режима секретности. Но мужик он нормальный, из мухи слона не делает, и проблем с ним не возникает. А вот замполит в последнее время явно сачкует и от этого стал еще толще.