Петр Константинов - Синий аметист

Освещенная множеством факелов толпа молча слушала.

— Наша земля осквернена, — продолжал он хриплым голосом, — гяуры посягают на нашу жизнь, на наших жен, жгут наши дома, хулят нашу веру. Кто мы — жалкие псы или сыны пророка, призванные сохранять его веру?

Грозный одобрительный крик вырвался из\сотен глоток, и толпа, еще плотнее обступившая шейха, понесла его на руках к мосту через Марицу.

Павел и Жейна выбрались с сеновала.

— Сюда! — сказал Павел, направляясь в глубину двора. — Пойдем пешком…

Со стороны моста, то усиливаясь, то затихая, доносился рокот толпы. На обоих берегах стреляли. Зарево погасло, и ночь стала еще темнее.

Павел и Жейна, свернув у низеньких домишек Каршияка, вышли на перекресток возле церкви.

Отсюда им открылась страшная картина. У моста, охраняя его, густым строем стояли стражники и солдаты военных частей из города. А совсем близко от перекрестка, заняв все пространство между постоялым двором Еньо и Могаремовой резиденцией, колыхалась буйная солдатская масса.

В ней можно было различить островки особенно большого скопления людей, оттуда раздавались самые громкие крики: в центре этих островков виднелись чалмы шейхов. Десятки горящих факелов испускали черный дым, и от этого картина казалась еще более зловещей.

По другую сторону постоялого двора Еньо солдаты разгромили лавки болгар, и темные быстрые тени выносили на головах свою добычу. Недалеко от моста горел склад, пламя плясало на белых стенах соседних домов.

— Подонки, — глухо произнес Павел. — Надо искать брод…

Они спустились по глинистому обрыву к реке, ступили на береговой песок.

За темными тополями на другом берегу раздавались ружейные выстрелы. Отсюда хорошо был виден Небеттепе. Пожар потух, и только стрельба напоминала о недавней тревоге.

Пахло тиной, застоялой водой — заболоченная полоса тянулась на десятки километров.

За спиной у них, на улицах Каршияка, еще стреляли. Кто-то окликнул их по-турецки. Они вошли в воду. Ноги Жейны сковало холодом. Голова у нее закружилась. Девушка остановилась, обеими руками ухватилась за локоть Павла. Он беспомощно оглянулся.

Тени на обрыве спускались к берегу. Совсем рядом раздался выстрел. Павел наклонился, поднял девушку на руки и пошел вперед, с трудом передвигая ноги по илистому дну.

Он знал, что возле берега есть глубокие, как колодцы, ямы. Наполненные застоялой водой, они угрожали гибелью обоим. Перед тем, как сделать шаг, он нащупывал дно ногой.

— Павел, — прошептала Жейна, — пустите меня… Я могу идти сама…

Не отвечая, он все так же осторожно продолжал продвигаться вперед. Теперь он ступал по крупным круглым камням, лежавшим на дне. Вокруг его ног тихо плескалась вода.

Приблизившись к противоположному берегу, Павел пристально всмотрелся в силуэты деревьев, но не заметил ничего подозрительного. Тогда он одним рывком выбрался из береговой тины, пересек песчаную полосу и поставил Жейну на траву. Она прислонилась к дереву.

Сняв очки, Павел медленно протер их. Его близорукие глаза смотрели невидяще и тревожно.

Сейчас, в измятой мокрой одежде, он показался Жейне снова понятным и близким, таким, каким она его знала. Что заставило ее проявить к нему недоверие? А что делал Павел на постоялом дворе Тырнева? Известно ли ему что-нибудь о Борисе? И что это был за взрыв?

Мозг ее лихорадочно работал, но усталость мешала сосредоточиться и хоть что-то понять.

— Павел, — прошептала она. — Что за человек Грозев?… Что за люди Тырнев и другие?… Вы знаете?

— Пойдемте, — тихо произнес он. — Холодно…

Она немного помолчала. Потом попросила:

— Павел, обещайте мне, что никогда никому не скажете ни слова об этой ночи…

Он внимательно посмотрел на нее, будто хотел понять причину этого желания. Потом сказал:

— Обещаю, Жейна!..

— Плохи дела, господин Аргиряди, — покачал головой сержант Джамал, узнав в свете фонаря путников, когда фаэтон остановился у караульного помещения. — Ох, как плохи…

— Что случилось? — Аргиряди сошел с фаэтона и посмотрел на полное краснощекое лицо турка.

Джамал пожал плечами, положил руку на патронташ.

— Плохо… — нахмурил он брови. — Взорвали постоялый двор Меджидкьошк со всеми боеприпасами и порохом…

— Когда?

— Да часа четыре назад…

Джамал покосился на караулку.

— Есть кое-что и похуже… — понизив голос, произнес он. — Батальоны из Каршияка оставили свои биваки и сейчас хотят взять город. Их подстрекают шейхи… — Турок покачал головой. — А русские под носом…

Джамал прислушался. Далеко за рекой слышались выстрелы.

— Еще стреляют, — сказал он. — Вернулись бы вы лучше в имение, в городе такая неразбериха…

Аргиряди молча посмотрел на него. Повернулся к фаэтону. Увидев силуэт дочери, на миг заколебался. Но тут же бросил кучеру:

— Едем в город…

— Господин Аргиряди, — остановил его сержант. — С турецким солдатом шутки плохи… Послушайте меня!..

— Езжай! — коротко приказал Аргиряди, садясь рядом с дочерью.

Фаэтон свернул на узкую улочку, ведущую к мосту. Впереди них ехали два экипажа с иностранцами. Сержант конной охраны узнал Аргиряди и послал двух стражников сопровождать его фаэтон.

Возле моста стояла огромная толпа. Она то угрожающе кричала, то вдруг умолкала. Над морем голов плыл удушливый дым от факелов. Временами что-то хрипло выкрикивали шейхи, размахивая руками.

Окруженные тонким кордоном охраны, фаэтоны с иностранцами остановились позади толпы. Испуганные путники озирались по сторонам, понимая всю безнадежность своего положения.

Однако солдатская масса почти не обращала на них внимания. Для нее это были иностранцы, люди, чье спокойствие обеспечивали далекие государства, неимоверно могущественные, по мнению простого мусульманина. Да и что можно взять с этих плюгавых людишек, одетых, как шуты?! Сейчас цель была смять охрану города и ворваться в него!

София посмотрела на Небеттепе. По его улицам скакали всадники с горящими факелами, что еще больше усиливало возбуждение толпы.

Девушка взглянула на отца. В его глазах была усталость, на лице застыло горькое презрение.

Со стороны моста подразделение из охраны города во главе с высоким худым капитаном пыталось расчистить путь для экипажей иностранцев.

— Расступись!.. Расступись!.. — кричал капитан. Его продолговатое лицо казалось маленьким и испуганным на фоне поднятых вокруг солдатских штыков.

Низенький сухощавый шейх выкрикнул что-то, в ответ раздался страшный, многоголосый рев. Толпа качнулась вперед, солдаты, охранявшие мост, сделали шаг назад. Новый, еще более угрожающий рев огласил окрестности.

Положение становилось критическим. Стражники, охранявшие иностранцев, беспокойно озирались. Еще миг — и стихия могла смести дрогнувшую охрану моста. Сухощавый шейх пробился вперед и, взывая к пророку, заклинал солдат не нацеливать штыки в грудь своих правоверных братьев.