Анастасия Монастырская - Карт-бланш императрицы

Ночь длилась вечно — попытка за попыткой, и каждая оканчивалась его слезами и животной злобой. В своей неудаче Петр винил жену. Она робко погладила по спине — оттолкнул. Поцеловала в покрытую оспинами щеку — ударил. Прижалась — и получила болезненный пинок в живот.

Только под утро забылись тяжелым сном.

Когда Екатерина открыла глаза, мужа рядом не было. Только на перине расплылось маленькое красное пятнышко. Стащить еще теплое куриное сердечко с кухни для Петра не составило труда. В первую минуту Екатерина почувствовала благодарность к мужу, и только потом поняла, что таким образом он обезопасил себя: брачная ночь завершилась так, как и должно быть, свой долг великий князь выполнил в совершенстве, теперь ей предстояло выполнить свой. Но как? От святого духа дети не рождаются.

Впоследствии Петр еще несколько раз приходил к ней в опочивальню, снова мучая и терзая обоих. После таких ночей Екатерина не могла появляться при дворе, залечивая синяки и следы от укусов травкой бодягой. Двигалась она с трудом: Петру доставляло особой удовольствие причинять ей боль там, царапая и щипая нежные складочки. Однажды он принес кнут…

В конечном итоге, Екатерина почти убедила себя в собственной вине: она так противна мужу, что совсем не привлекает его как женщина. Но потом заметила, что все увлечения Петра заканчивались безвредным флиртом. Ни одна из фавориток не могла похвастаться любовной близостью с великим князем. Ни одна. А значит… Ничего это не значит.

Елизавета тем временем тяжело поднялась с кресел, подошла к окну:

— Ишь ты, как заволокло. Того и гляди, небо упадет на землю. Нева вот-вот из берегов выйдет. Давно такой зимы не было: наводнение за наводнением. Права ты, матушка, давит погода. Как никогда болотный дух чувствуется. Все смог побороть Петр, а болота, кажись, все равно вверх берут. Или проклятие Алешкино действует, а? Но ничего, скоро снег пойдет, легче станет. Дурнота пройдет, полной грудью дышать начнешь. А о том, что я тебе сказала, подумай. Полгода тебе даю. Не понесешь, в монастырь сошлю, а Петру другую жену найду. Выбор нынче богатый. Поняла?

Что ж, тут не понять. Удел постылых царских жен — захудалый монастырь. Совсем недавно Екатерина узнала о печальной судьбе первой жены Петра Великого — Евдокии Лопухиной. Несмотря на рождение детей и верность супруги, Петр добился церковного развода и сослал Евдокию в самый дальний монастырь, где та приняла насильственный постриг. А сам женился на портовой девке, возведя ее в ранг императрицы. Но не сломилась Евдокия, выстояла. Именно там, в ссылке и ждала ее нежная любовь, о которой до сих пор в народе слагают красивые песни. Жаль только, недолго продлилась: Петр не терпел измен, даже и от бывших жен. Чудна твоя история, Россия-матушка, непредсказуема! Вот и ее ждет подобная участь, если только…

— Что скажешь? — Елизавета вцепилась взглядом и не отпускала.

— Что ж тут скажешь? Ваша воля, государыня! — Елизавета резко обернулась, и столько ненависти и гнева было в этом мнимом согласии, что Елизавета попятилась. — Кто ж пойдет супротив царской воли! Вот только так же, как и вы, одного понять не могу: как можно родить, будучи девицей.

— Что?! — императрица даже рассмеялась от неожиданности. Потом отдышалась и весело кивнула, давая понять, что оценила шутку. — Так ты до сих пор девица? Уморишь ты меня, Катерина, ой, уморишь.

"Хорошо бы, — подумала Екатерина. Да где ж мне сейчас с тобой тягаться"?!

— А нут-ка, постой, — Елизавета подошла ближе, словно так могла распознать обман. Екатерина дрогнула — неужели получилось? Получилось! Елизавета явно встревожилась, заволновалась, лицо побагровело, налилось гневом и непониманием:

— Так, значит, не шутишь?

— Нет, — коротко слово камнем упало между ними, припечатав тишину. Екатерина молчала, наслаждаясь своей маленькой победой. Государыня впервые выглядела растерянной.

— Но ведь мне донесли… Простыню показали. Через шесть лет после брака — и девица! Засмеют ведь! На всю Европу позора не оберешься. Почему молчала?

— Боялась гнева царского.

— Гнева боялась, а как припекать стало, не испугалась признаться. Поди-ка вон! — вдруг приказала она. — Свои покои не покидать, ждать Лестока. Если он подтвердит твои слова, то я… Я… Ступай!

Екатерина вышла, держа прямую острую спину, под роскошным платьем дрожали коленки, в уголках глаз застыли блестящие слезинки, но внутреннее чувство подсказывало: старой жизни скоро придет конец. Впереди ее ждут перемены. Вот только к лучшему ли?

Тем же вечером в приватной беседе с императрицей Лесток доложил: великая княгиня действительно девица.

Императрица впала в ярость. По ее приказу, наследника тайно подвергли медицинскому освидетельствованию, несмотря на протест. Чертушка выл, извивался и грозился убить каждого, кто к нему прикоснется. После сник, расплакался и позволил делать с собой все, что было надобно. И только изредка поскуливал от обиды и злости.

Выслушав второй доклад, Елизавета к собственному удивлению тоже расплакалась. И тут подгадил. Чертушка, он и есть чертушка: ничего хорошего от него жди. Лесток подал императрице успокоительную настойку пополам с вином. Елизавета осушила чарку залпом и потребовала еще. И еще. Порозовела, повеселела и потребовала подробностей. Лесток поспешил исполнить желание государыни.

Анатомическое строение наследника не позволяло ему исполнить свои мужские обязанности не только по отношению к своей жене, но вообще и к любой женщине. Следовательно, о продолжении рода и речи не шло.

— Эта проблема характерна для всех императорских домов Европы, — деликатно объяснял Лесток. — К примеру, известно, что французский король Людовик…

— Ты еще про мусульман вспомни! — оборвала лейб-медика Елизавета. — С их, прости господи, обрезанием.

— Именно обрезание и помогает избавиться от этой деликатной проблемы, — не успокоился Лесток. — Вот французы…

— Дались тебе эти французы, — рявкнула императрица. — Про нас сказки сказывай, а французы сами разберутся, что к чему.

— Великий князь нуждается в небольшой операции, — придворный медик тщательно подыскивал слова, чтобы не оскорбить столь августейших особ. — Сужение крайней плоти таково, что не позволяет Петру Федоровичу…

— Знаю, слышала, — громко высморкалась императрица. — Что предлагаешь?

— Иссечение плоти. Как у мусульман.

— Нет! — взвизгнул великий князь, бывший тут же. — Не надо! Я все могу, тетушка! Спроси, кого хочешь, каждая ответит, что лучше меня никого нет. Это все она, Катька, на меня наговаривает. Из зависти и злобы.

— Да чего тебе завидовать, уродик? — взвилась императрица, превозмогая отвращение. — Молчи, Петрушка! Как скажу, так и сделаешь, — истерика прошла, и к Елизавете вернулась способность соображать.