Хесус Торре де ла - Пророчество Корана

— Язычники, еретики! — кричал он. — Их Бог приговорил!

Разгоряченная ватага, теснясь, ринулась за своим лидером, и Яго недолго думая последовал за ними, загипнотизированный светом факелов. Они бежали, как голодные волки, так что лекарю пришлось остановиться у одного из фасадов, чтобы перевести дух, нагнал он их уже перед самой синагогой, которая высилась, белоснежная и тихая, подпирая зубчатыми башнями подернутое оранжевой дымкой небо, наглухо закрытая, что было неудивительно.

Он поднял голову и увидел, что в тот же самый момент процессия кающихся грешников заканчивала свои искупительные обряды на ступенях кафедрального собора, уже без сил поджидая благословений какого-нибудь чина и окружая величественную мать Гиомар со впалыми щеками, глядевшую на них голубыми глазами с поволокой. Яго стала бить дрожь, потому что трагедия могла разыграться в любую минуту. Его взгляд шарил по толпе, жаждущей крови и расправ, потом за ней — и остановился на больнице, где горело несколько светильников. Неожиданно двери ее раскрылись, и оттуда, привлеченные суматохой, показались служители и врачи. Некоторые из них, на свое несчастье, были в столь ненавистных толпе желтых шапочках.

В один миг Яго почуял беду, а затем сразу же ощутил ужас и беспомощность. Он приподнялся над теснившейся и размахивавшей палками ордой и, побледнев, углядел в толпе подручных своего лучшего друга Исаака де Тудела, врача, с которым разделил столько забот и бдений над больными. Тот стоял худой, с волосами, выбивавшимися из-под шафранового берета, — в неясном свете было заметно, что он смущен и растерян. Яго закричал, но голос затерялся среди воплей готового к нападению сброда. Ватага, жаждавшая крови, наконец-то узрела своих жертв.

— Месть! Смерть тем, кто отравил воду, кто распял Христа!

Яго пробивался через толпу, толкаясь локтями, но широкоплечие изверги не давали ему пройти. Большинство кровожадно рвалось туда же, чтобы не потерять ни единой подробности зрелища, потому что тут же, по указке горбуна-португальца, несколько молодцев с дубинами ринулись к вышедшим из лечебницы, которые не успели отреагировать на нападение. Двоим евреям удалось-таки ускользнуть, но Исаака, его помощника и одного старого хирурга сбили с ног, беспорядочно нанося удары, плюясь и пиная.

Тем временем другие погромщики роились у главного, парадного входа в синагогу, наваливая охапки соломы, паклю и всякий хлам с набережной. Все это уже горело, пурпурный огонь живо взметнулся кверху, повалил дым, что заставило свору испуганно попятиться. По всей площади потянулся удушливый дым, сопровождаемый гамом, вскриками, похабщиной.

Яго в оцепенении смотрел туда, где расправлялись над его коллегами, душа обливалась кровью от бессилия. Горбатый урод поднял дубинку, орда затихла. Действие трагедии разворачивалось, и его хриплый голос раздался между почтенных стен собора, Алькасара, епархии и капитула словно надтреснутый удар грома.

— Повесить их! — таков был страшный приказ, утонувший в восторженных выкриках.

Дикий призыв уродца парализовал Яго, разум его помутился, казалось забитый дубинами. Он озирался, тщетно пытаясь увидеть какого-нибудь альгвасила или просто знакомого, но кругом были лишь искаженные ненавистью лица. Он только и смог, что убито лепетать:

— Что вы за звери! Боже милостивый, что вам сделали эти люди, чтобы над ними так издеваться? Да вы чудовища!

Призыв убогого лидера немедленно бросились выполнять несколько добровольных палачей омерзительной внешности, которые забегали вокруг трех жертв, мотавших головами и моливших о пощаде, крича, что они имеют привилегии монастырской больницы, где работают.

— Мы под защитой братства! — взывали они. — Оставьте нас! Имейте милость!

Еще что-то смогли произнести их пересохшие от страха губы помимо слов о своей невинности и о том, что Всевышний накажет нападающих за их злодейское преступление. Но несчастных силой связали, не прекращая избивать палками. Помощника Исаака один из нападавших ударил с такой силой, что проломил ему череп, и тот умер на месте. Кровь лилась ручьем, а ноги его судорожно продолжали притоптывать, пока он не упал недвижно на землю под хохот толпы. Потом его насадили на крюк и подняли на копье, для всеобщего обозрения, что было воспринято толпой с восторженными криками.

Яго продолжал рваться туда, но это давалось ему с огромным трудом. Но он, к своему ужасу, видел, как какой-то торгаш ударил Исаака по лицу, тот закрылся руками, из-под них хлынула струя крови. Доктор заметался, пытаясь спастись от своих мучителей, которые теперь всю ярость обрушили на него. Его судьба была решена. Кто-то резанул его по сухожилиям под коленями, после чего его, уже лежащего, зверски били ногами, пока он не испустил дух, мучительно стеная в последних конвульсиях. Яго, обезумев, не мог поверить в реальность злодейства.

— Нет! — кричал он. — Исаак! Исаак!..

Третья жертва, старый хирург, в ужасе озиравшийся вокруг, теперь опустил голову, чтобы как-то защититься под градом ударов. Кто-то придумал охаживать его калеными железками, прижигая лицо и руки. Прижав старика к стене, его стали травить, будто жертву, попавшуюся на пути своры диких псов; в бешенстве ему пропороли живот, откуда вывалились кишки и потекла тягучая жидкость. Все это сопровождалось шуточками палачей и одобрительными возгласами толпы:

— Эй, зубодер-отравитель, давай зашей себе брюхо! Ты что, не лекарь?

Сотня глоток разразилась грязными выкриками, пока их глава не подал сигнал. Недвижные и растерзанные тела жертв подтащили и повязали им на шею веревки. Кто-то набросил крюки на одно из окон синагоги, и на них подвесили, под общий жуткий рев, безжизненные тела несчастных. Они остались висеть на крючьях, их тела качались, освещаемые пламенем пожара, будто зловещие привидения. Убийцы продолжали выкрикивать ругань и издеваться над тремя еще не остывшими трупами, в которых с трудом можно было узнать больничных лекарей.

«И все это только за то, что они другой веры», — подумал Яго, в оцепенении глядя на искромсанные качающиеся тела, выставленные на потеху варварского сброда, кидавшего в них камнями, конским навозом и всяким мусором.

— Сучьи выродки, — проговорил он сквозь зубы в бессильной ярости.

Весь шабаш смахивал на преддверие ада. Он спрашивал себя, происходит ли все это в действительности, и не находил ответа. Хотя одно несомненно: его друг Исаак и двое других несчастных покачивались на стене синагоги, и над ними продолжала издеваться толпа. Бог не мог оставаться глухим к такому злодейству.

— Справедливость свершилась! — воскликнул Бракамонте.

Самые бойкие злодеи, отпетые портовые подонки, от которых несло плохим вином, кольями оттащили горящий мусор от дверей синагоги, чтобы выбить двери. Однако железная решетка и толстые бронзовые скрепы не поддавались. Нападавшие рычали от ярости, потому что многие уже — кто больше, кто меньше — исходили слюной, предвкушая грабеж иудейского обиталища. Многие уже представляли себя обладателями золотых канделябров, драгоценных камней, кошельков, полных монет, ковров и алмазов.