Ольга Елисеева - Камень власти

«Господи! Пресвятая Богородица! Куда меня занесло?»

Макар поспешно натянул штаны.

— Мне бы про Орлова узнать, — Гриц почувствовал, что голос у него какой-то сиплый. — О чем это Яковлев плел?

Макар втянул голову в плечи и испуганно огляделся вокруг.

— Ей Богу, не знаю, ваше благородие. Почерк у меня хороший, а головой не вышел…

— Не крути, — Потемкин разом потерял к Макару всякую жалость и несильно вмазал ему по скуле. — Говори, как на исповеди, а то челюсть сверну. — руки Грица стиснули синюшную шею секретаря.

— Ладно, — парень опять позыркал глазами по сторонам и придушенно сообщил, — Орлов, слышь ты, спутался с графской любовницей Еленой Куракиной.

«Эка новость!» — Хмыкнул про себя Гриц.

— … А граф возьми да и узнай, — тараторил Макар. — Яковлев вчера похвалялся, что, по приказу графа, Орла свезли на его дачу на Каменном острове и держат там в подвале.

— А Яковлеву-то какая радость? — Удивился Потемкин, слегка разжав пальцы и давая бедному Макару продышаться.

— Как же? Ваше благородие? — В свою очередь удивился такой непонятливости секретарь. — Граф Петр Иванович Орлова очень из всех адъютантов выделяли. А Яковлеву это — острый нож. Да если б Григорий захотел…

— Видать, не захотел, — оборвал его Потемкин. — Спасибо за сведения. Прости, что шею помял. — Он потрепал Макара по плечу и, оставив перепуганного секретаря за конюшней, поспешил обратно в дом.

Яковлев уже завершал почетный круг по залу, как породистый жеребец на ринге. Гриц успел снова втиснуться в ряды просителей в тот самый момент, когда графский любимец подходил к дверям. Поравнявшись с конногвардейцем, фаворит сделал ему знак приблизиться.

— Из Конной гвардии? Мне говорил о вас принц Георг.

Потемкин поклонился.

— Кажется, вы собирались стать священником?

Гриц меньше всего ожидал этого вопроса.

— Мне говорил о вас митрополит Амвросий в Москве. Бывший студент? — Яковлев хвастался своей осведомленностью. — Мне говорил о вас Орлов.

«Кажется, ему про меня все уши прожужжали!» — разозлился Потемкин.

— Так вы идете? — Яковлев зевнул. — Мне тут привезли две чудотворные иконы из Чернигова. Говорят, они плакали миррой при царе Петре Алексеевиче. А теперь перестали. Хочу, чтоб вы их посмотрели. Думаете врут?

— Приходы на юге бедны, — пожал плечами Гриц. — Вот и выдают за чудотворные образу местную мазню. Хотя… все может быть.

Провожаемый завистливыми взглядами оставшихся в аудиенц-камере просителей, Потемкин проследовал за Яковлевым в жилые покои и, миновав ряд роскошно, но беспорядочно обставленных комнат, попал в холодную галерею, соединявшую левое крыло графского особняка с небольшой домашней церковью, ютившейся за оранжереей и танцзалом. Оба строения были крыты стеклянными двускатными крышами и обнимали крохотный почти лютеранский храм с тонюсеньким серебряным шпилем.

Зато внутри церковь была совершенно русской. Тесные полутемные пределы освещались трепетом множества лампад. От десятков горящих свечей было жарко, а воздух казался напоен запахом расплавленного воска. Яковлев прямо при пороге бухнулся на колени и начал отбивать поклоны. Полы его широченного шлафрока колыхались при каждом движении, обнажая то руку, то ногу грешного «страстотерпца».

Гриц тоже опустился в стороне. Впервые в жизни он почувствовал, что в церкви ему не чисто. Что вокруг было не так, Потемкин сказать не мог. Может неотвязные мыли об Орлове не давали сосредоточиться на молитве? А может показная набожность графского любимца вперемешку с юродством? Кто же молится враспояску? Полуголым?

Нарочитая небрежность Яковлева точно подчеркивала его домашнюю близость с Богом.

— А вы не бьете поклоны? — Услышал Гриц недовольный голос графского фаворита. — Напрасно. Поклонами Господу разум просветляется.

— И еще они полезны для поясницы, — резко сказал Гриц, не любивший, когда к нему в душу лезли с поучениями.

На мгновение Яковлев выпрямился, но не повернул головы. Потемкин видел его тоненькие рыжеватые волосы, уже редеющие на затылке, и вдруг подумал, что, наверное, мужику за 30 не легко сохранять юношескую гибкость фигуры. Разве что ежедневными поклонами у образов.

— Которые тут из Чернигова? — Нарочито равнодушным голосом спросил он, вставая. «Господи, благослови!» И в следующую минуту всей тяжестью рухнул на Яковлева, придавив адъютанта к полу.

Графский любовник, как лягушка, распластался на холодном мраморе и не мог пошевелиться. В первую минуту он так ошалел, что даже не попытался стряхнуть с себя нападавшего, а когда пару раз дернулся и осознал, что враг сильнее, инстинктивно поджал колени к животу.

«Прости мне, Господи! — взмолился Гриц. — Экая погань!»

— Ваше высокоблагородие меня не так поняли, — язвительным тоном сказал он на ухо адъютанту. Потом, перехватив одной рукой оба запястья своего сговорчивого пленника, другой вытащил кортик, привешенный к поясу.

Холодный метал коснулся горла Яковлева.

— Побойтесь Бога, ведь в храме! — Прохрипел несчастный.

— А я тебя отсюда выведу, скотина. А то Пресвятой Деве срамно на твои голые ляжки смотреть, — ответил Потемкин. — За порогом и зарежу. — он легонько надавил на кортик. — Веришь?

Адъютант выразительно дернул головой, стараясь не обрезаться.

— Идем в твои комнаты. Оденешься, — бросил Гриц. — А потом повезешь меня на графскую дачу, прикажешь вытащить оттуда Орлова.

— Не могу я этого! — В ужасе простонал Яковлев. — Христом Богом клянусь! Граф мня убьет.

— Я могу сделать это сейчас, — холодно парировал Потемкин, рывком поднимая несчастного адъютанта на ноги. — Дернешься, зарежу. — предупредил он, беря Яковлева под руку и приставив к его боку кортик, благо широкий шлафрок скрывал оружие в своих складках.

Возня фаворита в спальне заняла минут десять. «Жертва» поспешно металась от стула к сундуку и обратно, натягивая первые попавшиеся вещи. Потемкин сидел на стуле и сосредоточенно целился в генерал-адъютанта кортиком, думая, что только такой болван как Яковлев может сейчас не закричать. Все гвардейское оружие по определению тупое, им можно зарезать разве что курицу и то при большом усилии.

Наконец, Яковлев облачился в гороховый кафтан, надел холодный плащ, схватил треуголку и застыл перед своим временным господином, зло сверкая на него глазами.

— Граф вам этого не простит. И Орлову тоже.

— Ну-ну, — хмыкнул Потемкин, — дело-то подзаконное: людей среди бела дня на улице хватать да на цепи в подвале подвешивать. А если при дворе узнают? — он почесал нос. — вы сами перечислили мои знакомства. Попробуйте объяснить графу, что огласка произошедшего не в его интересах.