Де Луис - Немецкая пятая колонна во второй мировой войне

Преувеличенные представления о роли немецкой пятой колонны во второй мировой войне сохранились у людей не только на позднейших этапах войны, но и после ее окончания.

Чем это можно объяснить?

Кроме уже высказанных выше соображений, нам хотелось бы обратить внимание читателя еще на два фактора.

В первую мировую войну сообщения о воображаемой пятой колонне довольно скоро затерялись среди несметных телеграмм о кровопролитных боях. Война длилась четыре года; стало очевидным, что победу или поражение в подобной борьбе определяют не горничные-шпионки, монахи-диверсанты или “несущиеся, подобно стреле, автомобили с грузом золота”, а совсем другие силы. Ход самой войны наглядно продемонстрировал всю вздорность сообщений о пятой колонне, которые печатались на первых страницах всех газет в первые дни и недели военных действий.

Во вторую мировую войну дело сложилось иначе. В Польше, Скандинавии и Западной Европе не хватило времени, чтобы установить необоснованность большинства подобных сообщений. Каждая немецкая агрессия вызывала у населения тех стран, которые подверглись нападению, преувеличенные представления о пятой колонне. Прежде чем удавалось внести какие-либо коррективы, немцы одерживали победу и начинался период оккупации. В этих условиях становилось значительно труднее вносить какие-либо поправки в представления, сложившиеся у народа. Квислинг, Муссерт и Дегрель сотрудничали с немецким угнетателем - неужели могут быть сомнения в том, что они оказывали ему военную помощь? Всякий человек, который сомневается в этом, является просто глупцом, даже хуже того - “предателем”! Так рассуждало большинство людей. [394]

Второй фактор, возможно, имел еще большее значение.

Как бы ни были преувеличены общие представления в немецкой военной пятой колонне, они все же являлись частично правильными. Местные немцы в Польше стреляли в польские войска; в Дании немецкие национал-социалисты помогали войскам вторжения; в Голландии немцы использовали голландскую форму в диверсионных целях; в Бельгии немцы действовали, маскируясь под беженцев; в Америке производилась высадка диверсантов. Вряд ли можно удивиться тому, что народ не мог установить подлинного размаха этих или им подобных действий пятой колонны. Поскольку эти действия все же наблюдались, люди расценивали их как часть несомненно гораздо более крупного предательства, которое пока не удалось раскрыть полностью.

Люди, подозреваемые в принадлежности к мнимой пятой колонне, не обязательно должны предпринимать какие-либо фактические действия, чтобы оказаться жертвой народного гнева. Однако, как нам кажется, сила и устойчивость преувеличенных представлений о немецкой военной пятой колонне неразрывно связана с теми реальными ее действиями, которые мы подробно рассматривали выше. Несмотря на относительную ограниченность фактических действий немецкой военной пятой колонны, эти действия способствовали закреплению в умах людей первоначально сложившегося представления о пятой колонне. Устойчивость сложившегося представления является свидетельством того, насколько остро воспринималась угроза со стороны национал-социалистской Германии десятками миллионов людей, каким дьявольским наваждением являлся для них Гитлер, как сильно беспокоили их интриги немецких органов вроде заграничной организации национал-социалистской партии. Для народов некоторых стран подобные представления были новыми, возникшими сравнительно недавно; для народов других стран они явились лишь новым выражением глубоко укоренившихся чувств, возникших в борьбе против немцев, которая велась этими народами в течение целых поколений и даже веков. Страх людей перед пятой колонной в значительной мере [395] основывался на подлинных фактах жизни. Разобраться в подобных вещах мы можем лишь в свете исторических фактов. Напрашивается вполне естественный вывод, что лишь изучение истории вопроса может вскрыть причины того, почему о реальном существовании немецкой военной пятой колонны более или менее значительных размеров можно говорить, только касаясь событий в Польше и Югославии. [396]

Одной из привлекательных сторон истории и вместе с тем одной из ее опасных сторон является то обстоятельство, что можно уйти в прошлое так далеко, как только пожелаешь. Большинство людей не отдает себе отчета в том, до какой степени поведение и образ жизни отдельного человека определяются прошлым того общества, к которому он принадлежит. Прошлое различных групп немцев, о которых шла речь в ходе нашего повествования, представляет большой интерес. У немцев Поволжья, высланных в 1941 году по приказу Сталина, своя собственная история. Своя история и у судетских немцев, большая часть которых оказала поддержку Конраду Генлейну в 1935 году. Мы слишком отклонились бы от основной темы, если бы занялись описанием всех перипетий миллионов немцев колонистов, которые выехали из Германии{779}. [397]

Однако важно отметить, что длившиеся целыми веками переселения делятся на два основных вида. Когда немцы переселялись в страны, где экономический и культурный уровень были примерно такими же, как и в Германии, они попадали как бы в родственную общественную среду. В подобной обстановке немцы, как правило, быстро ассимилировались и теряли свой национальный характер в течение одного или двух поколений. Когда же переселение шло в страны с более низким экономическим и культурным уровнем, тогда немцы довольно быстро занимали там привилегированное положение и, естественно, старались сохранить его в дальнейшем. Немецкие колонисты в Соединенных Штатах, а также в Австралии и Новой Зеландии сравнительно быстро ассимилировались среди остального населения. Иначе обстояло дело в Восточной Европе, где проживают преимущественно славяне. В странах Восточной Европы немецкие пришельцы чувствовали себя людьми, стоящими на значительно более высокой ступени развития по сравнению с коренным населением. Чувство надменности и высокомерия культивировалось у них и передавалось из поколения в поколение: мы, немцы, умнее, способнее других, значит мы являемся “прирожденными властителями”.

Среди коренного славянского населения росло глубокое чувство затаенной враждебности к иноземцам, занявшим привилегированное положение в обществе в качестве крупных землевладельцев, богатых фермеров, именитых горожан и высших чиновников.

До начала текущего столетия немецкие колонисты поддерживали слабые связи с Германией, а основная масса немцев внутри Германии не проявляла особого интереса к судьбе эмигрировавших соотечественников, а тем более к судьбе их потомков. Положение изменилось во время первой мировой войны и в результате ее исхода. Невозможно разобраться в событиях, развернувшихся после 1933 года, и в частности найти объяснение тому, что некоторые группы немцев позволили обратить себя в политическое и даже военное орудие гитлеровской агрессии. Для этого нужно обязательно рассмотреть некоторые особенности обстановки, сложившейся [398] после окончания первой мировой войны в тех странах и районах, где имелись группы немецкого населения. Мы ограничимся кратким очерком размещения и положения упомянутых групп.