Конн Иггульден - Врата Рима

— Я хочу разбить виноградник на юге поместья. Там прекрасная почва для хорошего красного сорта.

Разговор перешел на хозяйственные дела. Тубрук по-прежнему не пользовался записями. После стольких лет отчетов и обсуждений у него не было в этом нужды. Через два часа после того, как Тубрук вошел, Юлий наконец улыбнулся.

— Ты хорошо поработал! Мы процветаем и не слабнем.

Тубрук кивнул и улыбнулся в ответ. На протяжении всего разговора Юлий ни разу не спросил, здоров ли он сам, доволен ли жизнью. Их отношения были основаны на доверии, но не между равными, а между работодателем и человеком, которого уважают за компетентность. Тубрук был вольноотпущенником и потому никогда не смог бы чувствовать себя так же уверенно, как те, кто родился свободным.

— Есть еще один вопрос, более личный, — продолжал Юлий. — Пора обучить моего сына военному делу. Дела отвлекают меня от отцовского долга, хотя способности человека ни в чем не проявляются так ярко, как в воспитании собственного сына. Я хочу им гордиться и беспокоюсь, что мои частые отъезды, которые, скорее всего, усугубятся, сломают мальчика.

Тубрук одобрительно кивнул.

— В городе есть много наставников, которые обучают мальчиков и юношей из богатых семей.

— Нет. Я о них слышал, некоторых мне рекомендовали. Я даже смотрел на продукты их обучения, посещал городские виллы, чтобы познакомиться с молодежью. Я не впечатлен, Тубрук. Я видел молодых мужчин, испорченных новомодным философским учением, по которому слишком много внимания уделяется развитию ума и слишком мало — телу и сердцу. Какой прок в умении играть в логические игры, если твоя слабая душонка шарахается от трудностей? Нет, я считаю, что римская мода воспитывает слабаков — возможно, за малым исключением. Я хочу, чтобы Гая обучал человек, на которого я могу положиться, — то есть ты, Тубрук. Такое серьезное дело я не доверю никому другому.

Тубрук обеспокоенно потер подбородок.

— Господин, я не умею учить людей тому, что освоил сам, пока был солдатом и гладиатором. Я знаю то, что знаю, но не умею передать это другому.

Юлий досадливо нахмурился, однако возражать не стал. Тубрук никогда не говорил зря.

— Тогда сделай его здоровым и твердым, как камень. Пусть по много часов бегает и ездит верхом, снова и снова, чтобы мне не было за него стыдно. Мы найдем того, кто научит его убивать и командовать людьми на поле боя.

— А что со вторым мальчиком, господин?

— С Марком? То есть?

— Его тоже будем обучать?

Юлий снова нахмурился и немного помолчал, погрузившись в воспоминания.

— Да. Я дал обещание его отцу на смертном одре. Эх, нельзя было его матери рожать. Ее бегство, по сути, прикончило старика. Она всегда была для него слишком юна. В последний раз я слышал, что она немногим лучше, чем шлюха, которая обслуживает людей на вечеринках в одном из внутренних районов города… Марк остается в моем доме. Они с Гаем все еще дружат, как я понимаю?

— Не разлей вода. И большие проказники.

— С проказами кончено. Им пора учиться дисциплине.

— Я прослежу за этим.

Гай и Марк стояли за дверью и подслушивали. Глаза Гая зажглись от радости. Он с широкой улыбкой повернулся к Марку, но тут же перестал улыбаться, увидев побледневшее лицо и сжатые губы друга.

— Что с тобой?

— Он сказал, что моя мать шлюха, — прошипел тот в ответ.

Глаза Марка опасно блеснули, и Гай решил, что сводить все на шутку не стоит.

— Он сказал, что слышал какие-то сплетни. Никакая она не шлюха.

— Мне говорили, что она умерла, как и отец. На самом деле она сбежала и бросила меня… — Марк встал, его глаза наполнились слезами. — Надеюсь, что она все-таки шлюха! Надеюсь, что она рабыня и умирает от чахотки!

Он резко отвернулся и побежал прочь, размахивая руками и ногами.

Гай вздохнул и решил, что лучше оставить его одного. Марк, скорее всего, пойдет в конюшню и несколько часов просидит в темноте на соломе. Если пойти за ним слишком рано, они поссорятся и, чего доброго, подерутся. Если оставить Марка в покое, со временем все пройдет, его настроение резко изменится, если он отвлечется.

Такой уж Марк… Гай снова прижался к щели между дверью и косяком, через которую подслушивал, как решается его будущее.

— Впервые без цепей. Наверняка потрясающее зрелище. Там будет весь Рим. Не все гладиаторы — рабы. Некоторые — отпущенники, которых приманили золотыми монетами. Ходят слухи, что будет Рений.

— Рений! Вот уж, видно, дряхлый старик! Он дрался, когда я сам был юношей! — недоверчиво прошептал Юлий.

— Наверное, ему нужны деньги. Некоторые живут слишком богато для своего кошелька, если господин понимает, о чем я. Слава позволяет залезть в большие долги, но рано или поздно приходится платить по счетам.

— Может, удастся нанять его для Гая — помнится, он брал учеников. Правда, очень давно. Не могу поверить, что он снова будет выступать! Тогда покупай четыре билета: мне и самому интересно. Мальчикам тоже понравится настоящий город.

— Хорошо. Только не будем спешить с предложением работы, пока старого Рения не покусают львы. Он подешевеет, если ему пустят кровь, — криво ухмыльнулся Тубрук.

— А мертвым пойдет за бесценок… Надеюсь, этого не произойдет. Во времена моей молодости он был непобедим. Я видел, как он дрался против четверых или пятерых. Однажды ему завязали глаза и выпустили против двоих. Он подрезал их двумя ударами.

— Я знаю, как он готовился к таким боям. Материя пропускает достаточно света, чтобы различить контуры тела. Впрочем, больше ему и не нужно. Противники-то думали, что он вообще ничего не видит.

— Возьми побольше денег, чтобы нанять учителей. В цирке как раз будет такая возможность. Полагаюсь на твой глаз, который распознает и силу, и честь.

— Как всегда, я в распоряжении господина… Пошлю сегодня человека, чтобы он взял билеты на счет поместья. Какие еще будут указания?

— Только прими мою благодарность. Я вижу, как умело ты держишь поместье на плаву. Пока мои коллеги-сенаторы жалуются, что их богатство тает, я могу спокойно улыбаться.

Он встал и легионерским захватом пожал управляющему запястье.

Тубрук с удовольствием отметил, что рука хозяина по-прежнему сильна. Не сдал еще старый бык!

Гай отполз от двери и побежал к Марку в конюшню, но тут же остановился и встал у прохладной белой стены. А что, если он еще злится? Да нет, новость о билетах в цирк — да еще со львами без цепей! — его быстро развеселит. Оставляя солнце за плечами, Гай бросился вниз по склону к постройкам из тика и известняка, где держали тягловых лошадей и быков. Откуда-то донесся голос матери, она звала его, но Гай обратил на него не больше внимания, чем на пронзительный крик какой-нибудь птицы. Этот звук проходил мимо ушей и не трогал сердца.