Федор Шахмагонов - Твой час настал!

Подошел к Ночке. Последнее существо, что связывало его с прежней жизнью. Гладил ее, приговаривая:

— Сходили мы с тобой, Ночка, на Дон. Что мы искали на Дону? Незнамо чего искали, незнамо, что нашли, а Настасью потеряли. Сходили обратно домой в Горки, и там ничего не обрели. Я бездомный сирота, и ты сиротинушка бездомная. Отпустил бы я тебе, далеко не уйдешь. Поймают и стреножат. Попрощаемся навеки. Живи, пока жить дадут.

Утер рукавом слезы, потрепал Ночку за холку и пошел прочь. От костра окликнули посошные:

— Иди, Егор! Поснедай ухи!

Коли зовут, почему же не подкрепиться перед дальней дорогой? Сел к котлу. Ложка за голенищем. Уха не чета той, что варил на мещерских озерах. Стерляжья. Ложку — в уху, ложка стоит и не падает.

— По дому заскучал? — спросил мужиченка, коего, как и Егорку, насильно в посоху поставили.

— А ты не скучаешь?

— Объявили, — пояснил мужиченка, — завтра на Москву нас повернут. Ратников собрали, их оружие везти. От Москвы до Серпухова — рукой подать!

— Да кто же тебя с царевой службы отпустит? — огорчил его таварищ по сторожбе.

— Глаза есть — поглядим, ноги есть — уйдем.

У Егорки захолонуло в груди. Рано распрощался с Ночкой. До Ростова в обозе дойти, а там, если глаза есть, поглядеть бы...

Бегство Ивана Воротынского и Юрия Трубецкого открыло Ивану Болотникову дорогу на Орел, а с Орла на Тулу, на Серпухов, а там и до Москвы рукой подать. Горячие головы, а с ними и князь Шаховской, уговаривали идти на Москву изгоном о двуконь, как татары ходили, в обход малых городов.

Шаховскому пришлось убедиться, что наибольший воевода в ратных делах не прост. Прояснил Шаховскому и прочим воеводам, коих подбирал князь, что дойти до Москвы не велик успех, да на конях городов не берут.

— На Москву надо идти всей громадой или иметь впереди царя Дмитрия. Громада еще не собрана, и Дмитрия нет!

Шаховской начал перечислять города, что успели во второй раз целовать крест царю Дмитрию, Болотников перебил его:

— Городовые полки? Дворяне, дети боярские, служилые? Они сегодня крест цедлуют Шуйскому, завтра Дмитрию, потом опять Шуйскому. Им царя Дмитрия подавай, а где он царь Дмитрий?

В душе Шаховской слал проклятия Молчанову, а ответить было нечего.

— Наша сила в тех, кому стала невмоготу боярская татьба, — продолжал Болотнитков. — Наша надежа на тех, кто остался из гультящих от Хлопко, на казаков, на тех кто ушел в бега от Годунова.

— Не сам ли ты, Иван, надумал на царство сесть?

Болотников усмехнулся. Не понять то ли в посмех ответил, то ли всерьез:

— В Риме ставили императоров легионы. Ставили и смещали. Я тебя, князь, поставлю царем, а себе возьму легионы.

— Какая сорока тебе принесла на хвосте, что делалось в Риме?

— Зело жалко, князь, что та сорока тебя стороной облетела. Чтоб наступила тишина на Русской земле, чтоб соседи трепетали перед Москвой, государь не должен делить власть ни с боярами, ни с князьями. Потому идти нам на Москву не изгоном, а всей людской громадой.

— О царе в шутку сказал?

— Царствами, князь, не шутят! Подлого рода царя Русь не примет! А ты, князь, Рюрикович. Ты — царского рода.

— В одинадцатом колени от Владимира Мономаха. Князь, от которого пошли Шаховские, сложил голову в битве на Куликовом поле, обороняя русскую землю от хана Мамая. Предки мои в великих князьях не стояли, но род мой не ниже рода Шуйских.

— Не Шуйский тебе, князь, колода поперк. Свои за камзол ухватят, тебя князья и бояре на царство не пустят. Видывал ли ты, князь, как медведь до меда добирается?

Я видывал. Ночью, когда пчелы спят, снял с колоды улей и в воду опустил. Подержал в воде, поднял и слушает — гудят ли. До четырех раз опускал. Потом вышел из озера на берег, улей разбил, а мед сожрал. Зверь умен и терпелив, а человек глуп и тороплив. Крикни мы тебя, князь, сейчас царем, одни разбегутся, другие рогатину схватят. Нам бы прилучить именем Дмитрия, а тех, кто против нас с рогатиной, окупнуть, как медведь пчел топил.

— Кто же те, что с рогатиной?

— Те, кто от Рюрика свой род ведут, коих царь Иван не успел казни предать: князья, бояре и вышеначальные. Мы изберем царя по общему согласию нашего воинства. Имея войско, те легионы, что в Риме императоров ставили, как не получить общего согласия?

К Кромам подходили и подходили ватагами и по одиночке беглые крестьяне, беглые холопы, ратники, разбежавшиеся от Воротынского и Трубецкого, валом валил всякий гультящий люд.

Болотников разослал по городам вестовщиков с грамотами, припечатав их царсой печатью:

«Вы все, боярские холопы, избивайте своих бояр, берите себе их жен и все достояние их — поместья и вотчины! Вы будете людьми знатными, и вы, которых называли шпынями и безименными, убивайте гостей и торговых богатых людей; делите меж собой их животы! Вы были последними — теперь получите боярство, окольничества! Целуйте крест прирожденному государю Дмитрию Ивановичу!»

Шаховской прочитал грамоту и завис над ней. Не поднимая глаз на Болотникова, едва слышно выговорил:

— Были последними, а ты ставишь их первыми! Разбоем царства не ставятся.

— Мой побратим Хлопко сказывал: «царства разбоем ставятся». Без разбоя и нам царство не поставить! Тебе князь в Путивле сидеть, людей ополчать, а мне над Москвой промышлять.

Время трогаться в поход, а тут неминучая встреча бывшего холопа и его господина. В Кромы пришел с отрядом запорожских казаков князь Андрей Телятьевский.

Шаховскому было очень любопытно поглядеть на их встречу.

— Где тут Ивашка Болотников? — раздался в сенях голос князя.

Болотников сидел у стола на лавке. Навстречу не встал. Князь Андрей переступил порог и остановился, уставившись на Болотникова, ожидая, что тот встанет перед ним, Болотников не шевельнулся, а соблаговолил резрешить князю войти.

— Входи, князь! Садись, гостем будешь. Прикажу угостить тебя по княжескому чину.

«Откуда у этого холопа столь великая сила?» — дивился про себя Шаховской.

Князь Андрей был и властен и вспыльчив, а тут стоял, онемев от дерзости. Рука его сама собой легла на рукоять сабли. Жест этот не смутил Болотникова. Дерзил, как на посмех.

— Садись, князь! Нам с тобой не спорить, чей дед ближе к царю стоял. Ты — князь, я твой бывший холоп. У меня под началом войско, числом за двадцать тысяч перевалило, за тобой и двухсот сабель не наберется.

Князь Андрей сделал два шага к столу, так и не снимая руки с рукояти сабли. Но не не сел. Болотников повторил:

— Садись, князь! На большое дело идем, а большому делу надобна одна голова. Моя голова!

Князь Андрей начал гневно:

— Где это ты, Ивашка, поднабрался?

— У Хопки поднабрался, когда князей и бояр мы с ним, как волков в обкладе гоняли. Ты меня, князь, в годуновский голод со двора выгнал на голодную смерть, нашел я пропитание у Хлопки. В схватке с татарами меня заарканили, туркам на галеры продали. На галерах мне и сгибнуть бы, кабы ту галеру италийский корабль не потопили бы, а меня италийские воеводы готовили к ратному делу воеводой к царю Дмитрию.