Сири Джеймс - Потерянные мемуары Джейн Остин

Ее слова наполнили меня радостью и надеждой.

— Молю Бога, чтобы ты оказалась права. Но я тревожусь все больше. Мы не сможем переписываться, если не обручимся.

— Тогда давай надеяться, что он признается, прежде чем покинет Саутгемптон.

Я вздохнула.

— В таком случае времени осталось немного. Он уезжает завтра.

Следующим утром в одиннадцать часов мистер Эшфорд, придя, казался рассеянным. Он выразил сожаление, что располагает всего лишь часом перед отъездом, и предложил прогуляться. Я быстро накинула ротонду. [34] Верхняя одежда длиной обычно три четверти и с пуговицами спереди, носившаяся женщинами той эпохи поверх более тонких платьев.

Когда мы миновали замок на крошечной площади — возведенное маркизом Лэндсдауном причудливое строение, которое казалось чрезмерно велико для ограниченного пространства, на котором стояло, — нашим глазам предстало зрелище фаэтона [35] Фаэтон — легкий четырехколесный открытый экипаж с четырьмя лошадьми. Восемь лошадей в него обычно не впрягали, разве что желая подчеркнуть несметное богатство. маркизы, выехавшего из ворот. Экипаж тащили восемь маленьких пони, каждая следующая пара ниже и светлее предыдущей. Их окрас, всех оттенков коричневого, менялся от густого шоколадного до бежевого по мере отдаления от кареты.

— Моему племяннику Эдварду нравится смотреть на этих лошадок, когда он приезжает, — сказала я, пока мы глядели, как мальчики-форейторы правят фаэтоном. — Он говорит, они совсем как из волшебной сказки.

— Так и есть. Вот бы мы все могли ездить на прекрасных пони и жить в волшебной сказке.

Мы пошли дальше.

— Мне не хочется уезжать, — добавил он, быстро глянув на меня. — Я буду скучать по нашим ежедневным чтениям.

— Как и я.

— Каждое утро я буду просыпаться и гадать: что сталось с сестрами Дэшвуд? Каким новым мучениям мисс Остин подвергла их сегодня?

Его улыбка казалась вымученной, а голос и глаза хранили немало мрачности и подавленности, что весьма встревожило меня.

— Мы и сами скоро уедем, — сказала я, надеясь подтолкнуть его к беседе относительно возможной переписки.

— Но не сразу в Чотон?

— Нет, коттедж не будет готов до июля. Мы собираемся вначале несколько недель погостить у матушки в Стивентоне, а оттуда отправиться в поместье моего брата Эдварда в Годмершеме.

Он кивнул. Несколько минут мы шли в молчании, и мое беспокойство росло. Мистер Эшфорд тоже казался взволнованным, словно решал в уме очень важный вопрос.

— Мисс Остин, я должен кое о чем с вами поговорить, — наконец произнес он.

Мое воображение понеслось вскачь, предвкушая его следующие слова.

— Да? — произнесла я, надеясь, что не выгляжу нетерпеливой.

— Последние несколько недель… мы знакомы совсем недолго, однако…

— Наше знакомство и вправду не слишком продолжительно.

— Я кое-что вам должен… вам известно, что мое семейное имение находится в Дербишире?

— Вы упоминали об этом.

Мое сердце учащенно забилось. Я почти ничего не знала о его имении, только что оно велико и, вероятно, очень красиво.

— И вы знакомы с Черчиллями. С моим другом Чарльзом Черчиллем.

— Чарльзом Черчиллем?

— Да. Мое семейство, мы давно общаемся с… с его семейством. Они живут примерно в шести милях к западу.

— К западу? — неуверенно повторила я.

— Наши отцы долгие годы были лучшими друзьями.

— Ваши отцы?

Почему я глупо повторяю все его слова, точно попугай? Почему он говорит об их отцах, вместо того чтобы попросить моей руки?

— Именно, — сказал он. — Видите ли… я хочу сказать, что…

В этот миг на узкую улицу завернула карета, четыре лошади бодрой рысью повлекли ее к нам. Я немедленно узнала блестящий черный экипаж с семейным гербом — он принадлежал мистеру Эшфорду. Мы с удивлением остановились, когда кучер осадил лошадей подле нас.

— Эшфорд! — крикнул в открытое окно сидевший внутри мистер Черчилль. — Вот вы где! А мы вас по всему городу ищем.

— Но почему? — Мистер Эшфорд взглянул на карманные часы. — Нет и половины двенадцатого. Я обещал с вами встретиться в полдень.

— Что? Нет! Не в полдень, а в полдевятого!

Мария Черчилль высунула голову.

— Мы все утро собирались. Мы представить не могли, что с вами случилось! Прощайте, мисс Остин, — добавила она, кивнув в мою сторону.

— Прощайте, — тихим эхом откликнулась я с растущим мрачным предчувствием.

Неужели нам пора расстаться? А как же этот загадочный разговор, который только начался? Увижу ли я когда-нибудь еще мистера Эшфорда?

— Прошу прощения, — произнес мистер Эшфорд в некотором замешательстве.

Эти слова, по-видимому, были обращены одновременно и к Черчиллям, и ко мне.

— Неважно, — ответил мистер Черчилль, кивая мне на прощание, когда форейтор открыл дверцу кареты и спустил лесенку. — Но скорее же, Эшфорд. Весь ваш багаж погружен, и нам не терпится отправиться в путь.

— До дома так далеко! — воскликнула Мария, — Нам предстоит долгое путешествие. Не заставляйте нас больше ждать!

Мистер Эшфорд повернулся ко мне с видом глубокого разочарования.

— Прошу прощения, — повторил он с официальным поклоном. — Я напишу вам.

Он неохотно поднялся в экипаж, дверца захлопнулась, и в безмолвном смятении я увидела, как карета с грохотом уезжает по улице.

— Жестоко оставлять меня в подобном неведении, — пожаловалась Кассандра, когда мы упаковывали белье в ящик. — Раз уж ты не даешь мне прочесть новые страницы книги, по крайней мере, удовлетвори мое любопытство, ведь прошло много лет с тех пор, как я читала роман, и новый вариант весьма отличается от старого. Почему Эдвард не объявил о своей любви к Элинор, до того как покинул Норленд? Почему он оказался столь молчалив?

— Я не могу ответить.

— Не можешь? Или не хочешь?

— Не могу, — ответила я, — потому что не знаю.

За четыре дня, прошедшие после отъезда мистера Эшфорда, я обнаружила, что не способна написать ни слова. Я пыталась. Я перечла старый вариант «Чувства и чувствительности» в поисках отрывков, которые стоит изменить, но ничто не удовлетворяло меня, и страница за страницей сгорали в огне. Я изучила новые главы, которые полагала улучшением ранней работы, но персонажи и сюжет внезапно стали для меня загадкой. Я чувствовала, что не знаю и не понимаю Эдварда и, в особенности, Уиллоби, который был задуман как очаровательный плут, но стал позднее для меня столь привлекателен, что я не могла позволить ему разбить сердце бедняжки Марианны.

— Но ты должна знать, — возразила Кассандра. — Это твоя история. Они твои персонажи. Ты придумала их.

— Верно. Я намеревалась вывести сдержанность Эдварда из того, что мать лишит его наследства, если он женится на ком-то, кого она не одобряет. Но чем больше я писала об Элинор и Эдварде, тем сильнее мне казалось, что этого недостаточно. Человек с характером и принципами Эдварда не станет беспокоиться о деньгах и никогда не позволит матери вмешаться в выбор жены. Полагаю, разлучить истинно влюбленных способна лишь причина куда более серьезная. Но что… какая…