Сири Джеймс - Потерянные мемуары Джейн Остин

— Морскому офицеру нет нужды извиняться за время, проведенное в плавании, — ответил Фрэнк. — Смею напомнить, на чьи деньги кормится вся семья, а ты покупаешь себе платья и шляпки. К тому же и сотня лет, проведенных дома, не убедит меня в твоей правоте. Ребенок не успокоится, если будет болтаться, точно в маслобойке.

— Она, наверное, голодная, — высказалась Кассандра.

— Может, дать ей немного патоки? — предложила Марта.

— Она слишком маленькая. От патоки ей станет нехорошо, — не согласилась матушка. — О боже! От жары и шума у меня разболелась голова!

Леди немедленно принялись обсуждать все известные средства от головной боли наравне со всеми возможными причинами страданий малышки. Ребенок издал душераздирающий вопль. Я вздрогнула, и кончик моего пера сломался, расплескав чернила по бумаге. Мэри ударилась в слезы.

— Я знаю, что нам нужно, — сказала матушка. — В кладовой есть хороший эль. Джейн, ты ничего не делаешь. Будь любезна, принеси мне немного.

Я отложила перо и вытерла чернила с пальцев.

— Хорошо, мама. Уже иду.

— Мама, — сказала я тем вечером, сидя у постели матери и расчесывая ей волосы, — как по-вашему, сколько нам еще жить здесь, с Фрэнком и Мэри?

— Надеюсь, что долго, — ответила матушка. — Лично мне давно надоело скитаться. До чего приятно просыпаться каждое утро в одной и той же постели, в одной и той же комнате.

— Совершенно с вами согласна. Но не кажется ли вам неправильным злоупотреблять щедростью Фрэнка?

— В каком смысле злоупотреблять? Мы вносим свою долю в домашние расходы. Мы поселились здесь, чтобы помогать Мэри с ребенком, и будем поддерживать ее во время долгих отлучек Фрэнка. Весьма справедливая договоренность для всех заинтересованных лиц.

— Я понимаю. Но Фрэнк платит бóльшую часть суммы. И у них с Мэри, несомненно, будут еще дети. Однажды им надоест нас терпеть.

— Молюсь, чтоб все сложилось по-другому. Ведь что тогда станет с нами? Мы не можем себе позволить отдельное жилье. Вновь наносить долгие визиты друзьям и переезжать от одного твоего брата к другому? Я этого не вынесу.

— Я тоже, — вздохнула я. — Ах, мама! Я не хочу показаться неблагодарной: Фрэнк и Мэри очень гостеприимны, и мы проводим время не без приятности. Но здесь так мало тишины и никакого уединения. Разве вы никогда не мечтали о собственном доме?

— Денно и нощно, — грустно призналась матушка. — Но я стараюсь не думать об этом. Что толку? Мэри довольно мила, а их ребенок чудо как хорош. Нам повезло, что у нас есть крыша над головой, вот и все.

— Если бы только я могла заработать денег! Как несправедливо! Мужчина волен выбрать занятие и посредством упорного труда приобрести богатство и уважение, в то время как мы, бесконечно зависимые, вынуждены сидеть дома. Это унизительно!

— Так устроен мир, Джейн. Лучше принять все как есть и жить, как живется, ведь ничего нельзя изменить.

Матушка поймала мой взгляд в зеркале над туалетным столиком.

— Конечно, все было бы иначе, если бы только…

— Если бы только что? — тихо спросила я, хорошо понимая, что она намерена сказать.

— Если бы только ты или Кассандра вышла замуж.

Я отложила щетку для волос и встала. Этот старый разговор никогда не переставал меня мучить.

— Пожалуйста, мама.

— Конечно, твоя бедная сестра перенесла жестокий удар. Но она была еще молода и красива, когда Том умер.

Кассандра, несомненно, первая красавица в семье. Ее бледной кожей, прелестными темными глазами, вздернутым носиком и милой улыбкой восхищались многие наши знакомые джентльмены, хоть она и не обращала на них внимания.

— Она утверждает, что способна полюбить лишь один раз, — сказала я.

— Что за чушь! В мире так много прекрасных мужчин! Что ж, коли она желает провести жизнь, оплакивая единственную истинную любовь, полагаю, никто ее не осудит. У нее, по крайней мере, были надежды, и ее счастье отняли силы, над которыми она не имела власти. Но ты, Джейн, ты остаешься одинокой, и тебе нет извинения.

Я знала, что она имеет в виду брачное предложение, сделанное мне несколькими годами раньше одним довольно обеспеченным молодым человеком. Предложение, которое я отклонила. [12] Джейн говорит о предложении, сделанном ей другом семьи в декабре 1802 года; это событие подробно изложено в дневнике далее.

— Несомненно, вы не хотели бы, чтобы я пошла на этот шаг ради всеобщего удобства, без намека на любовь?

— Мать всегда надеется, что ее дочери выйдут замуж за мужчин, которых любят, или полюбят мужчин, за которых выйдут замуж. Как ты, возможно, припоминаешь, я не желала брака, но приняла предложение твоего отца, поскольку нуждалась в доме для овдовевшей матери. И не правда ли, все устроилось превосходно?

— Да, мама. Но вы сделали удачный выбор. Отец был лучшим из мужчин. Если я когда-нибудь встречу подобного человека, если я полюблю его, то с радостью приму его предложение.

— Вы, современные девушки, чересчур романтичны. Не всегда получается одновременно найти и любовь, и приличного мужа, Джейн. Давай говорить начистоту, моя дорогая: ты не становишься моложе.

Она говорила столь серьезно и казалась столь глубоко и искренне озабоченной, что я не могла обидеться на ее замечание.

— Разумеется, мне уже тридцать один, — согласилась я. — Давно пора оставить всякие надежды.

— Еще не все потеряно, — утешила меня матушка, не уловив иронии в моем голосе. — Ты пока не утратила своей красоты, карих глаз и весьма приличного цвета лица.

— И даже все зубы на месте. А как по-вашему, оттенок моих от природы вьющихся волос и вправду довольно мил? Я слышала, и не единожды, как его именуют каштановым. О да, на ярмарке за меня дали бы не меньше, чем за любую из лучших лошадей Эдварда.

— Вечно ты остришь, Джейн. А дело между тем серьезное. Множество женщин старше тридцати находят счастье с подходящим приятным вдовцом. Как насчет мистера Луттерела? У него хороший дом, порядочный доход и добрый нрав.

— Он слабоумен, толст и в два раза меня старше.

— У нищих женщин нет роскоши выбора, дорогая.

— Выбор — единственное, что у нас есть, мама, — решительно ответила я. — Если я когда-нибудь выйду замуж, то только по любви. Глубокой, истинной, страстной любви, основанной на уважении, почтении, дружбе и согласии. Никогда, никогда ради материальной защищенности.

С этими словами я выбежала от матери, и сердце мое разрывалось от негодования и отчаяния.

На следующее утро я прогуливалась по саду, наслаждаясь свежим воздухом и ласковым солнцем, которое время от времени осмеливалось выглянуть из-за туч, когда вдруг заметила Генри, спешившего ко мне по гравиевой дорожке.

— Доброе утро! — крикнул Генри. — Ну разве не прелестный денек?