Роберт Юнг - Лучи из пепла.

Обе стрелки на моих часах стояли на цифре двенадцать.

— Однако господин Морита изрядно опаздывает, — сказал Ямадзи. Вероятно, он произнес эту фразу без всякого умысла, но в моих ушах она прозвучала так, словно валютчик хотел сказать: «По-моему, здесь дело нечисто».

Мне показалось также, что оба «телохранителя» смотрят на меня с подозрением. С самого прихода парни не проронили ни звука. Они уставились на меня, глядя как-то странно, снизу вверх. «Надо поскорее кончать эту музыку», — подумал я. Теперь у меня было такое чувство, будто стрелки часов двигаются все скорее и скорее.

— Надеюсь, Морита-сан явится с минуты на минуту. Давно пора, — сказал я. — А пока что я принесу какое-нибудь питье, — я был рад хоть на минуту покинуть эту комнату, в которой атмосфера все накалялась. Через два-три дома от нас находилась маленькая лавчонка, где продавалось мороженое. Там я взял четыре бутылки лимонада «Кальпис» и незаметно всыпал в них заранее приготовленный цианистый калий.

Когда лимонад был разлит по стаканам, все четверо разом отхлебнули изрядный глоток. У одного из «телохранителей» сразу же началась рвота, и он с проклятиями выбежал из комнаты. После этого все остальные также выскочили на улицу. Я еще успел заметить, что пролитая жидкость выжгла на соломенной циновке светло-желтое пятно.

— Послушай, что это было за пойло? — Я почувствовал, как кто-то схватил меня железной рукой. Тот бандит, который выбежал первым, сжал мне плечо, как тисками.

— Что за пойло? Какое пойло? Ведь это «Кальпис». Что с вами случилось? — Я сделал вид, будто страшно изумлен. Но сам чувствовал, что голос у меня дрожит.

— Этот «Кальпис» горький как полынь! — кричал он. — Должно быть, испорченный. Пойдем, пожалуемся продавцу.

Он взял полупустую бутылку, и мы оба побежали к мороженщику.

— Какое безобразие, — сказал я. — Я только что купил у вас «Кальпис», а он, говорят, горчит.

— Не может быть. Мы не отпускаем плохого товара.

— Но он действительно совершенно горький. Спросите этого человека.

Пока мы препирались с мороженщиком, какая-то женщина на улице пронзительно закричала:

— Мертвый!.. Он умер… Мы выглянули в окно. Метрах в десяти от нас посреди улицы лежал Ямадзи.

Мы взяли его за голову и за ноги и потащили в дом. Когда мы переступали через порог, к моим ногам упал какой-то сверток. Из кармана Ямадзи вывалилась пачка банкнот — двести тысяч. Почти машинально я поднял ее и сунул к себе в карман. Итак, значит, я стал обладателем тех двухсот тысяч иен, которые так страстно желал получить.

Но я совсем не обрадовался. Я был в страшном замешательстве. «Убийца! — кричал во мне какой-то голос. — Убийца!» Я начал дрожать. Все кружилось у меня перед глазами. Потом мне стало легче, но голос все не смолкал: «Убийца!» Я попытался было заглушить этот голос, прижав руки к ушам и закрыв глаза. Но ничего не помогало.

— Скорее зовите врача! — закричал я, вскочив. Врач нужен был не мне — я хотел спасти Ямадзи. Мне стало страшно, не могу же я всю жизнь ходить с клеймом убийцы.

Какой-то зевака стоял, как прикованный, у распростертого тела Ямадзи и растерянно смотрел на него. Это ему я крикнул, что нужен врач. Зевака бросился бежать. Лицо Ямадзи стало пунцовым. Вид у него был ужасный, но дышал он ровно. Быть может, его еще можно спасти. Я принес воду и начал вливать ее Ямадзи в рот. Полстакана он проглотил, но больше пить не мог, его стошнило. Обнаженная грудь Ямадзи также стала багровой. Я положил ему на грудь мокрое полотенце. Я молил бога, чтобы валютчик остался в живых. Полотенце очень быстро нагрелось. Когда я хотел его сменить, то увидел, что краснота стала лиловой. Быть может, он уже умер?

Я начал изо всех сил трясти Ямадзи. Наконец появился врач. Он попытался сделать больному искусственное дыхание, — сел на него верхом. В моей голове беспрестанно звучало одно и то же слово, как привязавшийся мотив: «Убийца!.. Убийца!.. Убийца!..»

Тысячи падких на сенсацию жителей Хиросимы с жадностью проглатывали все подробности «убийства «Кальпис» — так оно именовалось по марке известного лимонада, в который Кадзуо подмешал цианистый калий. История девятнадцатилетнего юноши, с циничной откровенностью признавшегося на первом же допросе, что он был готов, если понадобится, убить четырех человек из-за двухсот тысяч иен, давала возможность каждому человеку, какими бы скользкими путями он ни шел, вообразить себя весьма добродетельным.

Кроме валютчика Ямадзи, умершего через 20 минут после отравления, сильно пострадал также продавец мороженого Терадзи, который по чистой случайности оказался впутанным в это дело. Когда покупатели пожаловались ему на горький вкус напитка, он решил доказать, что не верит их утверждениям, и одним глотком выпил весь остаток лимонада, возвращенный ему обратно. После этого жизнь его в течение многих дней висела на волоске.

Трое других отравленных, напротив, отделались весьма легко: после короткого пребывания в больнице Ёсидзаки они поправились, и их в тот же день выписали.

Убийца — Кадзуо М., — когда его схватили неподалеку от места происшествия, также производил впечатление человека, принявшего яд. Он плелся, низко опустив голову, время от времени пошатываясь, как пьяный. Видимо, он брел куда глаза глядят, безо всякой определенной цели. Полицейский Окамото, уже много лет работавший в этом районе и знавший Кадзуо еще ребенком, отвел юношу в амбулаторию. Он был уверен, что речь идет о пищевом отравлении.

И действительно, дежурный врач амбулатории, сделав пациенту выкачивание желудка, с. важным видом объявил, что он обнаружил следы яда. Эта версия держалась довольно долго, и газеты уверяли, что Кадзуо, стремясь заставить своих гостей пить, также отхлебнул глоток лимонада с цианистым калием.

В своих записках Кадзуо, однако, утверждает, что он не выпил «ни одной капли отравленного напитка». Почему же врач пришел к такому странному заключению? Возможно, он просто хотел показать свою ученость. Кадзуо сделали примерно двадцать инъекций, чтобы спасти от действия яда. Лежа на столе в амбулатории, он воспринял диагноз врача как еще одно доказательство недобросовестности людей, которых общество почтительно считает своими самыми полезными членами.

Яд, проникший в организм Кадзуо и завладевший всем его существом, нельзя было обнаружить в пробирках, — то был яд воспоминаний. Впервые юноша почувствовал действие этого яда, когда вливал воду в рот умирающего валютчика, понимая, что того уже не спасти. Точно так же он стоял на коленях возле своей умирающей подружки Сумико после «пикадона», точно так же вливал в ее окровавленный рот воду, о которой она молила, когда они вместе пробирались сквозь атомный ад.