Идрис Базоркин - Из тьмы веков

Шло лето. Каждое утро выходили люди из башен и всматривались в небо. И каждое утро на него всходило только солнце. И чем веселее бежало оно к зениту, тем печальнее становились люди. Ни облачка…

Приближался месяц этинга, и горцы собирались хоть что-нибудь скосить, когда к ним пришла новая беда. Но на этот раз беда была не только их, даже не только одного народа, а всей России.

В полдень прискакал гонец от начальника округа. Он выехал на середину Эги-аула и хриплым голосом закричал:

— Эй! Выходите! Выходите! Объявление!

Встревоженные горцы выглядывали из башен и бежали к маленькой площади. Гонец держал пику с трехцветным флажком. Он торопился, не дожидаясь, когда соберутся все, поднял вверх пику, встряхнул флажком и что есть силы прокричал:

— Слушайте! Я, посланный начальником округа, объявляю! Слушайте все! Началась война!.. Царь германский напал на нашего царя! А вам приказано завтра в полдень собраться у Ассы! Всем мужчинам Хамхинского и Цоринского элу [152] Элу — общество, множество людей (инг.). ! С вами будет говорить начальство! Меня ни о чем не спрашивайте! Все узнаете завтра! — И он поскакал дальше, в другие аулы.

Народ глядел ему вслед, пока мелькавший на пике флажок не скрылся из виду.

Война…

Еще никто не знал, где война, почему война, но все уже знали, что от нее не может быть добра. У горцев свежи были в памяти все беды от прежних войн, и они слишком хорошо знали поговорку: «Война не родит сыновей…»

Еще не все эгиаульцы успели побывать на площади, не все, кто был на ней, успели вернуться домой, как в соседние хутора и аулы, по тропам и без троп, через леса и ущелья, обгоняя вестника беды, бежало зловещее, черное слово — война!..

Иналук уже несколько дней болел и не выходил из дому. Калой проведал его, рассказал новость.

— Интересно, зачем они собирают все Цоринское и Хамхинское элу? К чему бы это? Объявили о войне — и ладно… А что же еще?

— Как что? — воскликнул Калой. — Хлеб, мясо, шерсть, пулю-порох где взять? Солдата — где взять?

Иналук только глядел на Калоя, с трудом соображая, что тот говорит.

— Вот для того и собирают, чтоб взвалить эту ношу на наши плечи!

— Но ведь мы и так…

Калой не дослушал Иналука.

— Да, мы небогаты. Но каждый хоть что-то да сможет дать? А в казне из наших горстей горы соберутся. Только, думаю я, этим не обойдется…

Он не договорил, встал, пожелал брату здоровья и пошел к себе. Проходя мимо встревоженных односельчан, он приветствовал их. Всюду говорили о войне.

— Что они от нас хотят, как ты думаешь? — обратился к нему пожилой горец, у которого оспа, как лопатой, изрыла лицо. — На нас и так только кожа да кости!

Калой улыбнулся.

— Что нам гадать, — сказал он, — ведь говорят, что с того, на ком нет штанов, хоть всемером навались — не снимешь! До завтра недалеко, узнаем. Вот жаль только, что день пропадет. Косить бы надо…

Вечерело, когда Калой пришел к себе. Орци правил косы. Жены готовили ужин и с тревогой смотрели на Калоя.

— Ну чего вы? Давно не виделись, что ли? — в шутливом тоне прикрикнул он на них и сел ужинать.

После ужина, уже во дворе, он посмотрел на горы, прикинул что-то в уме и сказал:

— «На красный закат — готовь накидку, на красный восход — готовь еду…» Завтра быть погоде… Один пойдешь косить. А я схожу, послушаю начальство…

Орци хотел возразить ему, но не решился и только с еще большим усердием принялся отбивать косу.

Когда наступила ночь и встревоженный аул погрузился в сон, Орци притянул к себе Готу и прошептал ей на ухо:

— Неспроста Калой отсылает меня косить…

— А зачем? — так же тихо спросила жена.

— Чтоб меня не взяли, если завтра будут брать на войну! Я сразу понял!.. Только ничего у него не выйдет. Я пойду сам. А его не пущу.

Гота ничего не ответила.

Чуть свет Орци сделал вид, что идет косить. А немного позже Калой отправился на сход. К полудню у реки Ассы, в урочище Дорхе, собралось множество народу.

Начальник округа не заставил себя ждать. Он приехал верхом из Гойтемир-Юрта в сопровождении пристава, Чаборза и нескольких казаков. Видно было, что начальник очень озабочен.

Они остановились на возвышенности, лицом к реке, около которой паслось несколько сот стреноженных коней. Горцы окружили военных. Разговоры смолкли. Начальник, сняв картуз, вытер белоснежным платком вспотевшую лысину, расправил усы и заговорил. Чаборз, который теперь уже неплохо понимал по-русски, переводил его без особого труда. У одного из конвоиров на пике развевался трехцветный флаг, и он держал его так, чтобы полотнище колыхалось над головой начальства.

— Горцы Кавказа! Верные сыны России, дети всемилостивейшего нашего монарха! — прокричал начальник округа и остановился. Подражая ему в интонации, Чаборз приблизительно перевел эти слова. — Мне приказано объявить вам, что пятнадцатого июля сего года Австро-Венгрия объявила войну родственной и союзной нам Сербии, а девятнадцатого в войну против нас вступила Германская империя. Великое испытание обрушилось на матушку Россию! Но через три дня на нашей стороне против Германии встали Франция и Англия. Верные сыны отечества, доблестные наши армии повсеместно атакуют и теснят противника! Врага ждет возмездие! Завоевать нашу землю ему не дано!

Чаборз переводил и орал еще громче и быстрее начальника. Казалось, все эти слова и мысли принадлежали ему. Народ с удивлением смотрел то на офицера, который багровел, чтобы перекричать шум ветра и реки, то на Чаборза, у которого от усердия глаза лезли на лоб.

— Победоносный конец войны — не за горами! Армии союзников достаточно сильны! — кричали начальник и Чаборз, и народ едва успевал понять, о чем их речь, и уж никак не мог успеть за ними рассердиться на врага.

— Идет мобилизация! — продолжал начальник округа. — Миллионы сынов отечества встают под наши победоносные знамена!

Тут он снова вынул платок, звучно высморкался и сунул его в карман. При этом на лицах одних слушателей появилось крайнее удивление, на других — сдержанная улыбка.

— Видели? Спрятал в карман! — непроизвольно вырвалось у кого-то. — Циска-мулла, добавь ему в платок! — выкрикнул другой.

Уже состарившийся дурачок из Гойтемир-Юрта вскочил, матерно выругался и, дико тараща глаза, стал отыскивать обидчика. Когда люди из дальних аулов увидели длинное, худое лицо того, кого называли Циска-муллой, и его огромный влажный нос, на который не хватило бы и двух платков, раздался дружный хохот. Начальник в удивлении посмотрел на Чаборза.

— Это они довольны, что много людей идет на немца, — выкрутился тот.

Вдохновленный таким патриотическим поведением людей, оратор продолжал:

— По воле всех кавказских народов будет сформирована кавалерийская армия, куда войдет и Ингушский полк! После моего отъезда во главе со своим старшиной вы путем добровольной записи или жеребьевки должны выставить от каждых пятидесяти жителей по одному воину с конем, сбруей, амуницией и в бурке. Если у воина все это имеется, ему общество за счет казны выплачивает двести рублей. Если нет — снаряжает его за свой счет! Понятно?