Идрис Базоркин - Из тьмы веков

Но сегодня, до вашего прихода, поступили сведения, что Россия получила нового Верховного главнокомандующего. Эта версия нами уточняется. А тем временем мною составлен вот этот документ, — он взял со стола лист бумаги, — в котором я отдаю приказ о приостановке движения моих войск до получения новых указаний.

Следовательно, мое и ваше пожелания совпадают. Вот и все.

В этот ответственный час в армии каждый обязан быть на высоте. Нельзя допускать беспорядка. Все действия должны быть согласованы. Наша часть, как всегда, должна быть в боевой готовности. И вас, временный комитет, я прошу, как и положено, помогать в этом офицерам. Война еще идет! У меня все.

Члены временного комитета были удовлетворены его ответом и ушли.

— Откройте, пожалуйста, окна! — сказал Багратион с раздражением адъютанту, когда за солдатами закрылась дверь. И заглядывая в чистый лист бумаги, который он только что назвал своим приказом, продиктовал:

— Командирам полков вверенной мне Кавказской туземной дивизии. Станция Чолово.

Приказываю немедленно приостановить движение частей дивизии, сосредоточить их в районе Вырицы и никаких выступлений против войск Временного правительства ни в коем случае не предпринимать. Генерал-лейтенант князь Багратион.

30 августа 1917 года, 13 часов.

Подумав, он добавил:

— Приказ протелеграфируйте в полки немедленно. А шифровкой одновременно передайте в Ставку и в военное министерство запрос по поводу версии о Верховном главнокомандующем.

Немного погодя денщики накрыли в стороне круглый стол. Багратион пригласил к нему своего гостя и поднял бокал:

— За вас, мой дорогой вестник! За матушку Россию! За Грузию! Выпьем. — Они выпили. — А теперь о делах Санкт-Петербургских. Соскучился я, черт знает как! — Генерал был радушен и весел.

В два часа ночи в Вырицу прибыли делегаты от Первой гвардейской дивизии. Они восстановили полотно железной дороги и, прихватив с собой делегатов Третьей туземной бригады, поехали в Чолово на совещание.

Вместе с Калоем, Мухтаром и всадниками Ингушского полка ехала и Вика.

По пути в их поезд подсаживались делегаты от других полков. Ехали шумно, весело. Все эти дела были для горцев новинкой.

Совещание в Чолово началось в одном из пристанционных помещений ровно в семь часов утра.

На председательском месте сидел сам Багратион. Вел совещание один из членов дивизионного комитета. В зале было около двухсот делегатов полков, представители солдат Петроградского гарнизона, члены мусульманской делегации.

Выступали люди от всех частей. Говорили не много, но решительно.

Багратион от имени офицерского состава заверил собравшихся в том, что им ничего не было известно о мятеже.

По предложению комитета единогласно проголосовали за резолюцию: «Движение Туземного корпуса на Петроград прекратить, так как дивизия была обманута. В Петроград направить делегацию для вручения Временному правительству резолюции корпуса и проведения переговоров.

Возглавить делегацию генералу Багратиону. С ним вместе выехать членам корпусного и полковых комитетов, а также всем георгиевским кавалерам дивизии».

Настроение у солдат стало праздничное. Большое несчастье удалось предотвратить.

Делегаты наспех приводили себя в порядок. Ведь побывать в Петрограде не шутка! Другому такое и во сне не снилось!

Через некоторое время поезд торжественно тронулся в путь, увозя в столицу несколько сот всадников и офицеров, среди которых не было почти ни одного без наград. Ингуши взяли с собой и Вику. Она была единственной женщиной в поезде.

На станции гремел духовой оркестр.

Когда стоявшие под Вырицей ингуши увидели в окне проходившего состава своих и кто-то крикнул: «Калоя арестовали», десятки всадников на ходу кинулись к делегатскому поезду и повисли на его подножках.

Вскоре недоразумение выяснилось. Но ингуши уже не покинули вагонов и, присоединившись к делегатам, отправились в Петроград.

Всю дорогу Мухтар отвечал на бесконечные вопросы всадников, рассказывал о положении в стране, о том, что народ и армия должны в конце концов взять власть в свои руки.

Беседуя, они не заметили, как поезд подошел к самому старому в Петрограде Царскосельскому вокзалу первой в России железной дороги, по которой еще недавно ходили поезда царской семьи.

Паровоз торжественно засвистел. А когда начал останавливаться у перрона, украшенного металлическими цветами, военный оркестр грянул марш.

Глубокое волнение охватило всадников. Город, который по повелению генерала Корнилова они должны были залить кровью, на улицах которого они должны были убивать и умирать, навлекая на себя вечное проклятие народа, этот город встречал их как друзей.

На привокзальной площади состоялся короткий митинг. Фронтовиков приветствовали ораторы от Петроградского Совета, от профессиональных союзов и гарнизонов города. А затем Багратион с военными, встретившими его, уехал на автомобиле к Керенскому вручать решение корпусного совещания, а всадники, построившись по три, двинулись в город.

Колонну возглавила группа руководителей Петроградского Совета и рабочих. С ними шел и Илья Иванович. Снова заиграл оркестр. Толпы людей вдоль всего Загородного проспекта приветствовали процессию, забрасывая воинов живыми цветами, которые тут же везли на двуколках.

В первой шеренге дивизионных представителей шагал Калой. Рядом с ним — Мухтар и Вика. Белая косынка Вики, спускавшаяся на плечи, в знак траура по мужу была покрыта крепом. Мухтар отличался от всадников только тем, что на нем не было погон и шашки.

Колонна шла по центру города. Горцы, по традиции, ничему не удивлялись, хотя ни один из них никогда не мечтал о параде на улицах столицы.

Когда затихал оркестр, до них доносился шум толпы, возгласы, дружеские приветствия. Не было видно ни одного враждебного лица. Словно гора свалилась с плеч петроградцев, которые все эти дни жили под угрозой смертельной опасности. Одновременно по городу распространилась весть о том, что части Третьего казачьего корпуса, как и «дикая дивизия», вышли из повиновения начальства и отказались идти на Петроград.

Корниловский поход был остановлен на подступах к городу, разбит и обезврежен без крови.

За годы войны Калой выучился ходить в строю. Он, как и все, левой рукой придерживал шашку, а правой, которую покрывал опущенный рукав черкески, делал широкие взмахи. На боку его в лакированной кобуре красовался морской парабеллум. Этот великолепный трофей он тщательно скрывал от начальства до последнего дня. Такого оружия не было в дивизии ни у кого. Калой смотрел вперед. Взгляд его казался бесстрастным. Но он видел все, что делалось вокруг. Он был очень доволен и от того, как повернулись события, и от своего участия в этих делах.