Галина Петреченко - Рюрик

Да, плывет Рюрик с твердой думой, смуту из души гонит, речей длинных ни с кем не ведет, ночью на звезды глядит, по ветру и небу погоду определяет, днем на птиц смотрит, крик их слушает, внемлет голосу реки, ледохода остерегается, осторожничает, с беспокойством на Эфанду поглядывает.

Верная жена давно научилась скрывать свою печаль по родному краю, ведала все горести своих соплеменников на чужбине и ожидала со страхом все новых и новых испытаний судьбы, моля у богов сил для терпения и преодоления их. Рюрик заметил, как она осунулась, побледнела; большие серые глаза лишь тогда излучали счастливое тепло, когда она ловила на себе взгляды любимого. Брови хмурила она только в его отсутствие, но складочка на лбу уже четко обозначилась и тревожила мужа. «Зачем и ее втянул в эту мятежную жизнь, постоянно терзал он себя вопросом, — может, жалеет обо всем, да молчит?» Уж что-что, а молчать она умеет. Увидит его хмурый взгляд, вскинет брови: «Неужели я всему виной?.. Неужели без меня тебе было бы легче? Неужели я тебе здесь в тягость?» — Глаза широко раскроет, с болью ищет в выражении его лица ответы на свои вопросы, не находит их, вспыхивает от безудержного прилива счастья и, опьяненная, услышит вдруг: «Ладушка ты моя!» «Все уладится! — шепчет она. — Не копи печаль! Копи думы мудрые», — и улыбнется.

«И как похожа ее улыбка на улыбку Унжи! Старая вдова умела, как никто другой, своей добротой растапливать холодные сердца людей… Каково-то ей сейчас с Олафом в Полоцке?.. — Мысли Рюрика беспокойно перебегали от одного близкого ему человека к другому. — Почему с нами так сурово поступили, разобщив и умалив силы наши? Даже Аскольда с Диром в разные места отправили. А Гостомысл, старый лис… Смотрел на меня, будто на родного сына, а теперь ни слуху ни духу… Оборотень болотный!.. — Рюрик стиснул зубы. — Ладно… Скорее бы Белоозеро, там многое прояснится…» — подумал он, постепенно успокаиваясь. Вглядываясь в мутные воды Волхова, князь постарался припомнить и еще кое-что…

В ту знаменитую осень на совете старейшин он вроде бы принял необходимость разделить дружину, а сейчас начал понимать и другое. Внутренний порядок словенам как будто все еще и не нужен. Общинники-ладожане сами чинят суд, ищут свою правду и его не зовут на свои местные веча. Узнает он о свершении суда позже всех и уже предпринять ничего не успевает. Бояре в своих селениях тоже сами управу вершат, о новых судьях-пришельцах и слышать не хотят. Как же он тут управляет? Да никак пока! Уж ежели он, князь, с достаточным опытом борьбы за жизнь и за власть никак не освоится на новом месте и лишь тревога за Сигура заставила его поднять дружину, то что там, в Полоцке, может сделать молодой их вождь, ныне предводитель войска в пятьсот человек?! Разве что мудрая Унжа не скупится на советы, благодаря чему они все и живы еще в этом маленьком туманном городе. И соседние племена не хотят пока изведать меча Рюрика.

Какая-то странная, пугающая кругом тишь… Так в раздумьях о безрадостном бытье своих соплеменников-русичей в земле словен прошла наиболее легкая часть пути.

Беспрепятственно достигли ратники речки Вытегры, которая только летом была мелководной. Ныне же, по ранней весне, вода в Вытегре поднялась и, мутная, с примесью глины и песка, плескалась вровень с берегами. Рюрик облегченно вздохнул и приказал Дагару:

— Бортовой дозор надо бы уменьшить. Пусть последят лучше за плавающим валежником!

Дагар согласился и ушел выполнять княжеское поручение.

Рюрик остался в носовой части ладьи и стал вглядываться в прибрежный лес. Деревья, серые, оголенные, смотрели сиротливо. Солнце едва грело землю, отчего сонная природа медленно пробуждалась после долгой спячки. Но уже хлопотали птицы, юрко пробегали заметные на темных стволах выцветшие белки, удрученно крутили головами белые еще зайцы, смело выпрыгивая на самый край берега. Ладьи проплывали и мимо волков и медведей-рыболовов, настороженно стоявших на берегу. Рюрик любил охоту, жадно присматривался к повадкам зверя, если выдавался случай. Но сейчас его не радовало многообразие вытегровского живья: из головы не выходила тяжкая дума о Сигуре…

Четвертый день они были в дороге. Скоро кончится Вытегра и начнется самая тяжелая часть пути — волок. Шестьдесят тысяч локтей [30] Локоть — мера длины около 0,5 м. надо протащить ладьи до Ковжи, а там день пути вниз по этой лесной, прохладной речке — и Белое озеро. Скорее бы! Хоть бы что-нибудь подсказало, что там с Сигуром. Но птицы вели себя спокойно, и знака ни от солнца, ни от луны не было…

Вытегра кончилась неожиданно. Ладьи ткнулись утиными носами в берег, который закрывал крутой поворот истока речки.

Дагар, давно ждавший этого момента, распорядился вытащить из ладей заранее приготовленные бревна, смазать их салом, аккуратно закрепить на берегу, подтянуть канаты и, когда опорожнят ладьи, потихоньку поднять их на сушу.

Тем временем дружинники, разбитые на группы, валили лес, срубали с деревьев сучья, укладывали бревна ровными рядами в широкую дорогу, смазывали стволы животным салом — готовили подволок до основного волока. Работали зло и быстро, словно торопили время. Без промедления укрепили берег, освободили ладьи, осторожно вывели коней, впряглись в тяжелые канаты. Кряхтя и подбадривая друг друга, под командой Дагара подняли наверх ладьи и выровняли их на бревенчатом Помосте…

Рюрик с Дагаром вышли к первой ладье и остановились как вкопанные: прямо на них шли большой гурьбой высокие, широкоплечие мужики с огромными канатами на плечах.

— Волочане! — догадался Рюрик.

Весяне хмуро оглядели десяток крупных ладей, смекнули сразу, что это не с торгом люди идут, но спрашивать ни о чем не стали. Молча пересчитали ладьи. молча подошли к Рюрику, единодушно признав его за главного, молча выслушали ответ на невысказанный вопрос: «Твои?» — и молча приступили к тяжелой работе. Перекатывали мощные бревна, терпеливо ровняли их, тщательно смазывали донья ладей салом, дружно впряглись в крепкие канаты по шестеро спереди и по четверо сзади и неторопливо поволокли тяжелые суда до речного пути.

Рюрик с любопытством наблюдал за их работой, но вскоре понял, что без отдыха эти люди долго не продержатся. Он решительно предложил волочанам, чтоб не тянуть время, заменять их своими дружинниками, которые тоже знают все премудрости волочения.

Весянин, крепкий, светлобровый, с обветренным грубым лицом, с большими ладонями сильных рук, привыкших к тяжелой, изнурительной работе, знал несколько необходимых для общения словенских слов. Он вопросительно вскинул брови и немедля спросил:

— И платити вдвое меньше будешь?

— Нет, так же, — быстро ответил князь. — Заплачу сразу же.