Лидия Чарская - Паж цесаревны

— Во имя Бога, скажи, кто ты?

— Андрюша! Милый! Родной мой! — послышались тихие, нежные звуки родного, близкого голоса.

Паж цесаревны вздрогнул с головы до ног. Глаза его широко раскрылись. Безумная радость загорелась в них.

— Отец! — раздирающим душу криком муки и счастья вырвалось из груди Андрюши, и он упал в широко раскрытые ему объятья.

— Андрюша! Сынок мой ненаглядный… дорогой!.. — прозвучал сдавленный голос Юрия Долинского.

Гедвига Бирон только что вернулась с вечера из роскошного дома князей Черкасских. Отец, мать и братья приехали раньше и теперь уже спали, она одна замедлилась со своими фрейлинами в доме князя. У принцессы Курляндской были свои фрейлины и пажи, и она могла выезжать самостоятельно с ними во всякое время и возвращаться отдельно от родителей.

Сегодня на вечере опять ее, Гедвигу, окружала блестящая толпа молодежи, опять все эти первые придворные кавалеры ловили каждое ее слово, опять наперерыв старались угодить ей. Но ничего не веселило, не радовало ее.

С того самого вечера, когда она узнала, что за узник сидит в гардеробной ее брата Петра, Гедвига не знает себе покоя. Неудачный его побег еще более ее терзает. Брат Петр, жестокий, бессердечный юноша, не простит ей ее вмешательства, не простит и попытки побега ее новому другу. Он тогда еще сказал ей: «За то, что ты хотела вырвать у меня из-под носа негодного мальчишку-арестанта, я отплачу ему такими пытками, какие тебе и во сне не снятся». О, как задрожала она тогда вся! Как трепетала тогда, охваченная жгучей ненавистью к этому бессердечному Петру! Она готова была броситься на него, вцепиться ему в волосы, исцарапать ему ногтями его надменное, злое лицо. Но она была бессильна, бедная Гедя! И тогда же новый план мести создался в ее чернокудрой головке. Да, она выйдет замуж за этого «Голштинского чертушку», как называла его покойная императрица Анна, она сумеет понравиться ему, обворожить его, а когда он предложит ей корону и когда она будет русской императрицей, тогда… «тогда берегитесь, братец Петр: чего не сможет сделать принцесса Курляндская, то сумеет совершить всесильная русская императрица!» — произнесла она и гордо выпрямилась. Ей уже чудилась императорская корона, придавливавшая своей приятной тяжестью ее черные кудри, и слышался подобострастный шепот вокруг нее, скромной, горбатенькой принцессы.

— Я отстраню отдел отца… отошлю его в Курляндию! — шептала она, упоенная призраком власти, — подвергну тяжелому аресту брата Петра… Пусть знает, каково мучить других!.. Попугаю его пыткой! О! Я буду торжествовать над ним! Над всеми ними! — шептала, захлебываясь от восторга, девочка, и лицо ее принимало злое, нехорошее выражение.

И вдруг радость ее иссякла. Торжество исчезло куда-то. Ей неожиданно почудился слабый крик, стон.

— Они пытают его! Они его пытают! — вскричала она, и недавние мечты о величии были забыты разом.

Ей показалось, будто перед нею снова предстал чернокудрый красавец-мальчик, но на этот раз окровавленный, трепещущий, безгласный. Он протягивал к ней руки и глазами, прекрасными, черными и печальными, молил о помощи.

— Я должна спасти его! Я должна спасти его во что бы то ни стало! — прошептала принцесса и стремительно выбежала из своей комнаты.

Какая тишина кругом!.. Какая зловещая, таинственная тишина!.. Все спят во дворце, и отец с матерью, и Карл, и дежурная свита. Только там, в далекой гардеробной брата, происходит что-то зловещее, роковое… Она знает, она чувствует это. Недаром сердце ее сжимается тупым, мучительным, холодным ужасом.

Вот и спальня отца и матери. Легкий храп доносится от ее двери. Надо миновать эти двери, чтобы никто ее не видел, и незамеченной добежать до темного перехода, примыкающего к сеням.

Принцесса Гедвига прибавила ходу. Вот она уже против спальни, сейчас минует ее плотно припертые двери и… Чья-то темная тень обрисовалась на стене в двух шагах от Гедвиги.

Девочка с трудом удержала в себе крик ужаса и, прижавшись к стене между двумя огромными шкапами, замерла на месте, стараясь ничем не выказать своего присутствия.

Перед Гедвигой, спиною к ней, крадучись, двигался высокий человек в военном кафтане. Принцесса разом узнала эту спину и эту фигуру. Это адъютант фельдмаршала Миниха, полковник Манштейн приближался к дверям спальни ее родителей. Узнав его, девочка немного успокоилась, но не надолго. Неожиданное появление его в эту пору во внутренних апартаментах дворца не сулило ничего хорошего. Гедвига задрожала снова. Ее взгляд с жадностью следил за каждым движением офицера. Манштейн, между тем, сделав еще несколько шагов, вынул саблю из ножен, стремительно вбежал в спальню и громким голосом произнес над самым ухом регента:

— Проснитесь, герцог! Именем его императорского величества я арестую вас!

Гедвига, еле веря глазам, стояла с расширенным от ужаса глазами, не смея тронуться с места. Она видела, как вскочил ее отец, как удивленно открылись его большие глаза.

Потом она услышала новую фразу полковника: «Я арестую вас!..» — и увидела, как герцог бросился под кровать, заметив обнаженную шпагу.

В эту минуту проснулась герцогиня и огласила пронзительным визгом покои Летнего дворца. Гедвига, не помня себя, хотела бежать на помощь, но целая толпа вооруженных солдат, ворвавшихся в спальню, оттеснила принцессу.

Гедвига теперь ничего не могла видеть, что происходило там за их широкими спинами. Она слышала только визг матери, громкую ругань отца, потом какую-то возню и тяжелые глухие удары. Кого-то повалили на пол и били, били без конца…

Потом она увидела, как четверо солдат пронесли закутанного в солдатскую шинель человека. Она увидела избитое, окровавленное лицо, лицо когда-то надменное и исполненное величия власти, и голые ноги, беспомощно торчавшие из-под шинели… Потом мимо нее пробежала ее мать, в одной сорочке, босая, с безумно вытаращенными глазами, с дикими криками, оглашающими дом.

Пронесли связанного принца Петра и его рыжего служителя, помощника по розыскам ее отца, Берга. Пронесли плакавшего навзрыд принца Карла. Все это видела своими глазами обезумевшая от страха девочка и разом поняла все…

«Ее родных арестовали… подвергнут пыткам и казни… Это ясно, как день… Арестуют и ее… и казнят как дочь человека, сумевшего заставить проклинать и ненавидеть себя за его десятилетнее пребывание в России. Сейчас найдут ее… откроют ее убежище, свяжут, возьмут, подвергнут пытке».

Думы Гедвиги прервали быстрые шаги по коридору и чей-то голос, произносивший ее имя.

«Что это? Кто это может звать ее теперь? Кто вспомнил о ней в эту ужасную минуту?» — подумала девочка.