Дзиро Осараги - Ронины из Ако или Повесть о сорока семи верных вассалах

Бокуан вгляделся повнимательнее и понял, что в домике напротив, на том берегу, опущены бамбуковые шторы, так что внутри ничегошеньки не видать. К тому же домик утопал в густой листве. Он посмотрел вверх и заметил, что небо над нависающей соломенной стрехой опять хмурится, суля перемену погоды к худшему.

Домик на противоположном берегу, так же как и хижина, в которой сейчас находился Бокуан, был обращен фасадом к реке и слегка развернут вниз по течению. Это был настоящий роскошный павильон для чайной церемонии. Во внутренних покоях, спиной к опорному столбу в южной части помещения, расслабившись, сидел его светлость Кира. Кроме его светлости, в доме находился только хозяин, застывший в почтительной позе на коленях, уперев руки в циновку. На заднем дворике дома, тихонько переговариваясь и пересмеиваясь, ждали окончания беседы хозяина с почтенным гостем трое очаровательных белолицых существ — то ли женщин, то ли все-таки густо накрашенных и старающихся выдать себя за женщин молодых мужчин. По покрою одежды, по длинным рукавам с узорами, по изнеженным манерам, по лиловым головным уборам и по завязанным бантом поясам- оби они нисколько не отличались от женщин. Нельзя сказать, чтобы эти юноши всегда сознательно подражали женскому полу в поведении и стиле одежды — наоборот, скорее эдоские девицы оспаривали право завязывать пояс кимоно бантом так, как это делал приятель наших троих вакасю , [25] Вакасю — юноши гомосексуальной ориентации в токугавской Японии, нередко связанные с театральными кругами Кабуки. знаменитый актер Кития Уэмура. Трое молодых людей тоже были актерами. Из императорской столицы Киото [26] В период правления сёгунов на протяжении многих веков лишенный реальной власти император со своим двором пребывал в Киото. Город условно считался столицей, хотя в эпоху Токугава реальной столицей был Эдо (Токио). они перебрались в Эдо, где напропалую кружили головы равно мужчинам и женщинам, а сегодня явились по приглашению Микуния, чтобы составить компанию его светлости Кира. Смекалистый купец как-то прослышал, что его светлость любым чаровницам предпочитает обольстительных вакасю , и сделал соответствующие выводы.

Все трое не только лицом и одеждой, но также всеми повадками, ужимками и походкой до мелочей напоминали женщин. Также и в разговоре они в основном обращали внимание на то, в какой наряд облачен собеседник, ревниво относясь к любым деталям и стараясь при этом как можно эффектнее подать собственные прелести.

Одному из вакасю наскучило ожидание, и он решил проведать, что творится во внутренних покоях. Другой в шутку потянул его сзади за кушак, обернутый вокруг худощавых бедер, и юноша, сердито оглянувшись, принялся недовольно поправлять узел. Тем временем оба его напарника обменялись понимающими взглядами и язвительно усмехнулись.

Из комнаты донесся голос хозяина:

— Кого же назначили распорядителем приема для посланников его величества? [27] Имеются в виду посланцы императорского двора, прибывающие регулярно из Киото ко двору сёгуна с официальным визитом.

— Да этого Асано из Бансю, — коротко ответил гость.

— А, тот самый, Асано Такуминоками. [28] Такуминоками (буквально «Начальник Палаты Художеств» — звание, условно связанное с должностью при дворе сёгуна, которую князь Асано фактически не занимал. Тем не менее в легенду он вошел под этим «историческим именем». Титулы самурайской знати со сложной этимологией в переводе приводятся без расшифровки. Как же, как же! Князь Ако, жалованье пятьдесят три с половиной тысячи коку. [29] Около 9651 тонны. Говорят, человек весьма состоятельный…

— Я тоже слышал, что богат. Однако ни изящества манер, ни благородного обхождения — так, мужлан, деревенщина. Да ведь среди даймё кого ни возьмешь, все больше такие бестолковые, непонятливые попадаются, безо всякого представления об этикете. Просто ужасно! До того доходит, что хочется иногда спросить: «Ну чем же ты можешь быть полезен его высочеству, твоему сюзерену?!»

— Неужто в самом деле так скверно?

— Ну да. Я ведь никаких подношений не получаю и с даймё этими равняться не могу, да зато знаю, как пристойно держать себя в обществе. А человек тогда лишь человеком становится, когда делает, что ему по рангу положено. На все есть свои правила. Кто этим правилам не следует, тот, стало быть, дураком и останется. Для всякого есть свои предписания. Понимаете, что я имею в виду? Да какие бы роскошные два меча ни торчали у тебя за поясом, все равно, ежели ты не можешь уразуметь, что времена переменились и нынче все не так, как было в старину, выходит, что ты дурак. Хорошо, конечно, ежели самурай бессребреник. В старину уж точно это было куда как хорошо. Только и в старину одно бескорыстие само по себе еще не означало, что самурай тот превзошел все правила благородного поведения. Все равно он когда-нибудь допустит оплошность, оскорбит кого-нибудь при дворе, а это уж вовсе непростительно, скажу я вам. Асано как раз из таких. Вот сейчас, когда его назначили на должность распорядителя приема для императорских посланников, думаете, он меня почтил, явился с приветствиями? Нет, я полагал, все же есть предел глупости этого мужлана- даймё , но, право… я просто вне себя!

— Да что вы говорите?! Вот уж в самом деле безобразие. Понимаю, как вы должны быть возмущены, — заметил примирительно хозяин, стараясь как-то притушить бурное негодование его светлости и вернуть беседу в первоначальное русло.

— Ты куда?! Эй, Катада! — удивленно воскликнул кто-то, схватив его за руку.

Человек, которого назвали Катадой, похоже, и впрямь замыслил недоброе. Сжимая в руке большой меч, он уже собрался было броситься на улицу.

— А ну отпусти! — рванулся буян.

— Погоди! Да что случилось-то? — удерживал его самурай, тихонько стоявший до того с чаркой [30] Сакэ подается в маленьких бутылочках (в горячем или холодном виде) и разливается в чарки, которые могут иметь форму миниатюрных керамических пиалок или рюмок. в руке, прислонившись спиной к деревянному столбу посреди комнаты. Это был крепкий, мускулистый мужчина во цвете лет. Остальные собравшиеся тоже повскакивали со своих мест и повисли на Катаде, который все еще порывался добраться до дверей. Всего в комнате их было семеро — самураев из дружины Уэсуги, которые собрались в корчме «Синобу» на берегу речки Канда скоротать вечер за бутылочкой сакэ . Выпито было уже немало.

— Нет, ты скажи, в чем дело! — потребовал первый самурай, не отпуская хватки. Это был Хэйсити Кобаяси, знаменитый в кругу дружинников дома Уэсуги мастер меча.