Дзиро Осараги - Ронины из Ако или Повесть о сорока семи верных вассалах

— Что ж, благодарствуем за ценные сведения. Он нам за начальника ответит. Давеча начальник-то поминал тот герб с соколиным пером. Повсюду ведь поганца этого искали. Коли тот самый герб, то глаза и нос, само собой, те самые. Ну да ладно… Спасибо, ваша милость. Может быть, еще доведется к вам наведаться, — сказал старший сыщик, и уже стал было прощаться, как вдруг, будто вспомнив в последний момент, извлек откуда-то из-за спины предмет, в котором Бокуан сразу опознал забытый в паланкине ларец со сластями.

— Ваша вещица-то?

— Н-ну, в общем… — замялся Бокуан, густо покраснев. — Да, моя. Спасибо.

Бокуан боялся, что сейчас начнут допытываться о содержимом, но служивые без лишних слов вернули ларец и молча ретировались. Тем не менее настроение было испорчено. Он вытащил бумажную салфетку, чтобы завернуть ларец, но передумал и, отослав старуху провожать посетителей, полез в сласти, отогнув бумажную прокладку, посмотреть, блеснет ли под ней желтый металл. Все было на месте.

— Что, подарок поднесли? — полюбопытствовала старуха, которая успела вернуться и теперь запирала дверь.

— Да вроде того, — ответствовал Бокуан с улыбкой.

То, что ларец ему вернули, в конце концов было вполне естественно — ну, как естественно размокает земля в дождь, — так что поводов для подозрений не напрашивалось никаких.

Кодзукэноскэ Кира вернулся в свою усадьбу, что в квартале Гофукубаси, в пятом часу утра. Дождь к тому времени ослабел и перешел в легкую морось, а в небе меж туч проглянула луна. Как только Кира вылез из паланкина, управитель усадьбы Татию Мацубара, вышедший встретить хозяина, тотчас учуял сильный запах спиртного. Выражение лица у его светлости, как и следовало в его возрасте и звании, оставалось непроницаемым, но по неким неуловимым признакам можно было догадаться, что вельможа пребывает в прекрасном расположении духа. С суровостью во взоре, не отвечая на учтивые приветствия приближенных и челяди, он проследовал в свои покои, но, как заключил про себя Татию, все это делалось только для вида, чтобы поддержать строгость порядков в доме. На самом же деле настроение у его светлости было преотличное.

Когда, отпустив всех спать, Татию наведался в хозяйские покои, он застал его светлость сидящим удобно опершись о подлокотник, с чашкой чая в руках. Кира встретил доверенного слугу легкой улыбкой.

— Как изволили прогуляться?

— Ничего… — коротко проронил Кира, давая понять, что визит прошел удачно, однако рассказывать подробности он не намерен. — Что-то устал я, надо ложиться. Ох уж эти развлечения! — лукаво подмигнул он.

Управитель, низко кланяясь, выскользнул из комнаты. Отзвук его шагов уже затих было в глубине коридора, но вдруг послышался снова:

— Когда вас не было, приходили от его светлости Асано.

— Хо! От Асано? — заинтересованно воскликнул вельможа. — С приветственным визитом?

— Так точно. Велели передать поклон и сказать, что просят любить и жаловать по случаю назначения их светлости распорядителем приема посланников его величества.

— Ну, и кто же приходил?

— Старшие самураи Хикоэмон Ясуи и Матадзаэмон Фудзии. Велели еще передать небольшой подарок…

— Да?

— Штуку шелка — в рулоне.

Кира молчал. Его усохшее лицо мгновенно окаменело и приняло грозное выражение. Белые, все еще гладкие для столь почтенного возраста, тонкие пальцы нервно барабанили по подлокотнику.

— Ну, ладно же! — промолвил он наконец со странной интонацией. — Иди спать!

— Слушаюсь! — отвечал Татию.

Подняв глаза на хозяина, он увидел на лице его светлости угрюмую и суровую маску. Оставалось только откланяться и незаметно удалиться.

Несколько дней назад князь Сакиёноскэ Датэ, назначенный распорядителем приемов для посланцев экс-императора, преподнес его светлости в дар несколько штук первоклассной шелковой ткани из Каги, [34] Кага — провинция на северо-востоке острова Хонсю. да еще несколько сотен золотых, да еще складную ширму с картиной кисти самого Танъю Кано. [35] Танъю Кано (1602–1674) — знаменитый живописец эпохи Токугава. В сравнении с домом Датэ, владевшим небольшим уделом Иёсида с доходом всего тридцать тысяч коку в год, дом Асано, владевший уделом Ако в краю Бансю с доходом пятьдесят три с половиной тысячи коку в год, был куда как состоятельнее. Татию понимал, что, получив в дар от Асано какую-то жалкую штуку шелка, господин будет взбешен, и ожидал возвращения его светлости с тревогой. Настроение у хозяина, конечно, было испорчено. Зная характер его светлости, Татию пробормотал себе под нос как бы в утешение:

— Ладно уж, завтра увидим, чем все обернется, — и с этими словами управитель скрылся в дальнем конце темного коридора.

— Надо же, одна штука шелка… — с легкой усмешкой прошептал Кира.

До сего дня от Асано не было никаких изъявлений почтения. Ну, что ж, не было так не было, но такое… Нет, такое издевательство ему даром не пройдет. Кира был до такой степени разъярен, что не в силах был сдерживать распиравший его гнев, запечатленный на лице в злобной гримасе. Впору было выплеснуть бешенство на кого угодно, хоть на управляющего, который явился с таким докладом. Кира с сожалением подумал, что от чудесного безоблачного настроения, с которым он возвратился от Микуния, не осталось и следа — а все из-за одного дурацкого разговора!

— Ладно! — буркнул он.

Завтра будет завтра, а сегодня… Конечно, это дело с Асано безнаказанным оставить нельзя. Он мрачно, по-стариковски причмокнул и поднялся. Вспомнилось, что на прощанье Микуния вручил гостю подарок — коробку со сластями. Еще извинялся: мол, неловко обременять вашу светлость… А когда сопровождавший его самурай тот ларец принял, видно было, что держать-то подарок ему тяжело… Слуги занесли ларец в комнату, и теперь он лежал в углу.

Кира впервые мог вплотную рассмотреть подношение. Он пододвинул коробку поближе к ночнику. И впрямь, тяжеловат оказался ларчик. Развязав красно-белый плетеный шнурок, сановник поднял крышку и заглянул внутрь.

Ларец был похож на тот, что достался в подарок Бокуану, только намного глубже и не с двойным дном, а с тройным. Сняв переборки между слоями и изучая содержимое ларца, Кира враз позабыл о неприятном сообщении управляющего, а лицо его непроизвольно приняло благостное выражение.

— Ну-ну! — одобрительно кивнул он.

Он снова бережно завязал шнурок. Да, посмотришь на такой подарок — и поймешь, что значит настоящее дружеское внимание. Вот так, наверное, чувствует себя ребенок, когда найдет утром под подушкой купленный родителями подарок. Кира с трудом поднял ларец, перенес его в спальню, поставил на полку. Он снова был в отличном расположении духа.