Дзиро Осараги - Ронины из Ако или Повесть о сорока семи верных вассалах

— Вы еще так молоды — и не жаль вам своей жизни? — спросил самурай.

Хаято только улыбнулся в ответ.

Для Хэйсити поведение молодого ронина выглядело все более загадочно.

— Решимость ваша, сударь, право, достойна похвал… — продолжал он. — Могу вам сообщить, что Катаока, которого вы зарубили, был холост, не имел ни жены, ни детей. Ни о каких его родственниках мне тоже слышать не доводилось. Так что отомстить за эту смерть, похоже, больше некому, кроме вашего покорного слуги, который был другом покойного. Надеюсь, вы не станете возражать против такой постановки вопроса.

— Нисколько, — спокойно отвечал Хаято с какой-то детской беспечностью.

Хэйсити стало казаться, что над ним насмехаются. Он вдруг разгневался на этого юнца. Скажите пожалуйста, как хорошо излагает! А сам, небось, замышляет, поиздевавшись над ним, сбежать, как дойдет до дела! Катаока, которого этот малый зарубил, тоже владел мечом недурно. Если юнец сумел выйти победителем из схватки, ему нельзя отказать в мужестве и решимости. Но стоит его для порядка припугнуть как следует мечом — и он, должно быть, спасует…

— Ну что ж, поглядим, что у этого малого за душой! — подумал про себя Хэйсити и, обратившись к Хаято, примирительно сказал:

— Сударь, я не имею намерения мстить вам за смерть Катаоки. Оставим это, вы еще слишком молоды. А с собственной жизнью вам следовало бы обращаться более бережно.

— Ради чего?

— Не двигаться! — вдруг грозно гаркнул Хэйсити, схватившись за ножны и мгновенно обнажив меч.

По его расчетам, противник должен был нырнуть под занесенный меч и броситься наутек во двор. Однако юнец спутал все карты: инстинктивно отшатнувшись, он снова вернулся в прежнее положение и замер на месте. Хэйсити на мгновение растерялся, и острие клинка, которое он уже хотел приостановить, вонзилось в левое плечо Хаято. Кровь брызнула на бумагу фусума . Когда ошеломленный своим промахом Хэйсити вскочил на ноги, Хаято боком завалился на татами , приоткрыв ровную линию волос на затылке. Хэйсити пришел в полное замешательство. Кровь из раны в плече струилась по циновкам. К тому же юнец упорно молчал. Казалось, он покорился судьбе и не собирался оказывать сопротивление. Для Хэйсити это демонстративное зловещее молчание было невыносимо.

— Погодите! — выкрикнул он и бросился к двери.

Вернувшись с каким-то случайным куском материи в руках, он начал делать раненому перевязку. Хаято, с побледневшим лицом, уставившись своими сверкающими узкими глазами в одну точку, по-прежнему молчал. Никакого испуга он не выказывал. Не видно было также, чтобы он возражал против того, что именно Хэйсити оказывает ему помощь.

Хэйсити все более недоумевал, чего этот тип добивается. Он был сам не свой оттого, что чуть не отправил молодца на тот свет.

— Сампэй! — позвал он на помощь молодого самурая, — Сампэй!

Тем временем, закончив перевязывать Хаято, он осторожно положил юношу на циновку.

— Странный вы человек. Неужели вам так не терпится расстаться с жизнью? — сказал Хэйсити, глядя на юношу. Отчего-то комок подкатил у него к горлу.

Поздно вечером, в начале четвертой стражи, Хэйсити отправился к Хёбу Тисаке, старшему самураю и командору дружины дома Уэсуги в Эдо. Хёбу был мужчина в летах с сухими, мелкими, резко очерченными чертами лица, прямым носом и тонкими бледными губами. Его большие глаза были остры, как иглы. Лицо было живое и подвижное.

В комнате у стены грудой были составлены деревянные футляры для свитков, в нише- токонома [87] Токонома — парадная ниша в интерьере японского дома, где обычно висит картина и стоит ваза с цветами. висела каллиграфическая надпись- такухон , [88] Такухон — каллиграфический свиток, представляющий собой декоративную копию древних текстов с каменной стелы. скопированная с каменной стелы. Больше нигде не видно было никаких украшений, так что интерьер производил довольно унылое впечатление. Сам хозяин возился с чем-то, прикорнув на циновке. При появлении гостя он обернулся и приподнялся на полу.

— Ты, Кобаяси? Проходи, садись, — сказал Хёбу, снова откинувшись на циновку. Это было в его манере, так он всегда принимал посетителя и прежде. Хэйсити с улыбкой тихо опустился на колени и только тогда смог рассмотреть, чем занимается хозяин. На полу перед ним копошились три котенка. Все трое, как видно, только что появились на свет — они были еще чумазые, так что даже окраски толком нельзя было разглядеть. Хёбу своей большой рукой взял за шиворот того, что отполз слишком далеко, и посадил поверх двух других, которые, казалось, превратились в один копошащийся дерущийся комок. Теперь они расползлись в стороны и, выгнув дугой спинки, так что слипшаяся шерстка вставала дыбом, всячески старались запугать друг друга. Третий братец, пошатываясь, отошел в сторонку, к стене.

— Вишь, едва родились, еще глазенки не видят, а уже только и делают, что дерутся. Такая уж у них природа, — сказал Хёбу, даже не спросив Хэйсити о том, что привело его сюда.

Котята неуклюже бродили вокруг, скребя по циновке когтями.

— Вот, даже когти еще втягивать не умеют, — рассмеялся Хёбу, показывая руку, на которой багровели мелкие царапинки от когтей. Умиленно прищурившись, он по-прежнему не сводил глаз с котят.

— Что, дело какое-нибудь? — наконец поинтересовался хозяин.

Пока Хэйсити докладывал о том, в какой переплет он попал с Хаято, Хёбу продолжал играть с котятами, которым, похоже, это очень нравилось. Однако рассказ Хэйсити явно заинтриговал хозяина. В конце концов он поднялся, сел на циновку и, устроив котят на коленях, с неприкрытым интересом уставился на Хэйсити.

— Странный малый, значит? — проронил он, когда рассказ подошел к концу, словно заочно оценивая Хаято. — А что ты имеешь в виду?

— Да так сразу и не скажешь, — отвечал Хэйсити с некоторым раздражением в голосе.

Хёбу снова улыбнулся, искоса поглядывая на верного самурая, который славился своей прямолинейностью. На время он погрузился в молчание, продолжая поглаживать котят, которые довольно урчали у него на коленях. Выждав немного, Хёбу с серьезным и задумчивым видом вдруг сказал:

— Кобаяси!

— Да?

— Приведи-ка этого парня ко мне.

— А для чего?

— Мы его пошлем в Ако.

— В Ако?

Хёбу угрюмо кивнул. В это время кошка-мать подобралась снаружи к сёдзи и замяукала. Хёбу встал, чтобы впустить ее, и, направляясь к сёдзи , сказал:

— Он будет нашим тайным лазутчиком в родовом гнезде Асано.

— Лазутчиком?! — удивленно воскликнул Хэйсити, который совершенно не ожидал такого поворота событий. Только тут он впервые вспомнил о недавнем раздоре между отцом своего сюзерена Кодзукэноскэ Кирой и князем Асано.