Юзеф Крашевский - Ян Собеский

Но королева никоим образом не хотела на это согласиться. Видно было, что ее раздражал вид роскоши и богатства, сопровождавших выступление сестры короля; к тому же она не хотела отпустить его одного и, несмотря на слабое здоровье, она, отказываясь от отдыха, сорвалась с постели, настаивая на том, чтобы поехать вместе с мужем в Гродно. Пришлось приспособить для королевы возок, чтобы она могла в нем лежать, и мы гораздо раньше, чем предполагали, медленными шагами тронулись по направлению в Гродно.

Дорогой король был озабочен состоянием жены. Между ним и королевой происходили частые споры, чуть ли не война, и Собеский, не смея явно противоречить, прибегал к посредничеству друзей.

Когда мы прибыли в Гродно, сенаторов было мало, и мы должны были ждать, пока их соберется достаточное число. Тем временем между коронным хорунжием Любомирским и Вишиневецким началась борьба из-за имущества Мальтийского ордена. Обе стороны прибыли с большим количеством солдат, как бы намереваясь в действительности разрешить вопрос с помощью оружия.

Королю прежде всего пришлось успокоить умы и довести их до соглашения, что не легко было исполнить.

Затем поднялся спорный вопрос о канцлерстве, перешедшем после внезапной смерти Ольшовского к архиепископу Выдзге, и от которого он должен был отказаться, так как король обещал подарить эту должность своему шурину Велепольскому.

К концу произошло большое смятение из-за того, что кто-то под пьяную руку выстрелил в бюст короля, и его хотели приговорить к смертной казни за crimen lesae majestatis [15] Оскорбление Величества (лат.). ; но король его помиловал.

Затем рассматривалось дело ярославских иезуитов и жертвой оказался королевский духовник, отец Пекарский, который заболел и умер от обиды на короля и огорчения, что осрамили орден, несмотря на то что Собеский был очень снисходителен к иезуитам. Все вместе взятое, а также пребывание в маленьком, тесном месте, куда съехалось значительно большее количество людей, чем их могло там поместиться, неприязненные стычки, вызванные теснотой, угрозы пьяных, постоянные Драки не дали нам ни минуты отдыха. Король тоже им не пользовался, потому что его постоянно тревожили, а королева часто поступала наперекор ему. А так как она только что оправилась после болезни, то он, опасаясь за ее здоровье, уступал ей скрепя сердце.

При таких несчастных обстоятельствах Собеский должен был притворяться спокойным, развлекаться, мирить, приводить к соглашению и предостерегаться от соблазна. Посредником между ним и королевой был гетман Яблоновский с немногочисленными своими друзьями.

Король хотел войны с целью отобрать Каменец, и к этому нужно было приготовить общественное мнение. Королева, не обращая внимания на такой важный вопрос и думая лишь о себе самой, не сказав ни слова мужу, воспользовалась отсутствием некоторых нерасположенных к ней послов и уговорила канцлера своего Залуского внести, без ведома короля, на обсуждение сейма вопрос об обеспечении за ней государственного содержания. Король, всегда очень терпеливый и привыкший переносить иго жены, на этот раз возмутился и принял Залуского с нескрываемым раздражением, чуть не прогнав его из комнаты. На гневную вспышку короля Залуский довольно хладнокровно ответил:

— Если ваше величество забывает о том, что я духовное лицо, то прошу помнить о том, что я польский шляхтич.

Надо заметить, что Собеский его очень любил, ценил и не мог без него обойтись.

Оскорбленный при свидетелях Залуский уехал домой, громко заявляя о том, что отказывается от своей должности и снимает с себя ответственность за все.

Доложили об этом королю, гнев которого уже остыл, а так как его раздражение, собственно говоря, было направлено не против Залуского, а против королевы, то он сильно сожалел о случившемся.

Собеский был очень огорчен, не зная, как поступить. К счастью княжна Радзивилл предложила свое посредничество, чтобы помирить короля с Залуским.

Король страшно злился, но надо сказать в его оправдание, что его раздражали от утра до вечера, ни минуты не оставляя его в покое, и если б он был ангелом доброты, так и то мог бы возмутиться. К несчастью, жертвой его раздражения пал Залуский, который хотя и должен был повиноваться королеве, но также обязан был предостеречь короля о намерениях его жены. Он оправдывался тем, что, зная взаимные отношения супругов, он не сомневался в том, что вопрос об обеспечении королевы внесен с обоюдного согласия.

Княгиня немедленно поехала вслед за Залуским, и ей удалось уговорить его возвратиться вместе с ней в замок.

Когда король увидел Залуского (я был при этом), он протянул ему обе руки.

— Отец мой, — воскликнул он, — прости меня, но мы оба погорячились! Обещай мне не сердиться, и я даю тебе слово, что не дам повода для спора.

И они расстались в полном согласии.

Мария-Казимира была причиной этого огорчения короля, так же, как бывала причиной его огорчений и в других делах, потому что она никогда не считалась с ним. Какое ей было дело до Каменца, когда она хотела уладить собственные дела, а алчность ее была ненасытна.

История с Залуским, к счастью, быстро улаженная, благодаря сестре короля, не стала широко известной и осталась без последствий… Королева, настояв все-таки на своем, сердилась на мужа, что он посмел противиться ее желанию, а король косился на жену за ее поступок, но не осмелился делать ей упреки.

К общему удивлению, неожиданно для всех оказалось, что, когда был поднят вопрос о назначении содержания королеве, ни ее друзья, ни ее партия явно не поддержали его, а вместо них выступили с поддержкой — кто? — Пацы!

Вишневецкий грубо заявил, что, принимая на службу кухарку, назначают ей жалованье, и неужели королеве можно было бы в этом отказать? Вся эта клика, наперекор Собескому, так распиналась, что королеве назначили двести тысяч злотых, обеспеченных доходами со староства и с соляных копей в Величке. Время ушло на разрешение этих вопросов, и то, что больше всего интересовало короля — набор войска для похода на Каменец, не было утверждено. Король был так погружен в свои мысли, что не разговаривал с женой, хотя она старалась его задобрить.

Австрийский посол, с одной стороны, с другой — Бетюн старались склонить короля на сторону своего повелителя, но король не хотел перейти ни на одну, ни на другую сторону.

Одним словом, этот сейм наделал нам много хлопот, так как в конце концов трудно было отличить друга от врага. Я в то время не очень-то был посвящен в политику и, признаюсь, чувствовал себя как будто с повязкой на глазах.

Натянутые отношения между королем и королевой, по углам разговоры шепотом, обещания… кислые лица…