Феликс Дан - Аттила

И он замахал своим бичом.

Ардарих не шевелился и только в упор смотрел на взбешенного Эрнака.

– Я не разговариваю с мальчиками, - спокойно обратился он наконец к подъехавшему Эцендрулу. - Но ты, князь, и все вы, гунны, слушайте: я присягал в верности одному Аттиле, а не его сыновьям, им я не обязан повиноваться. Ради вашего великого царя даю вам хороший совет: не нарушайте мира с нами. Отдайте пленных германцев на суд из германцев и гуннов…

– Молчать, дерзкий раб! - закричал Эрнак. - Я твой господин. Ты это сейчас узнаешь!

– Никогда не стану я служить этому мальчику, князь Эцендрул. Пора рабства миновала. Я и амалунг Валамер свободны отныне. И советую вам, гуннские князья, освободить и остальные германские племена. Все равно придется вам это сделать, так лучше сделайте это добровольно!

– Нет! - закричал Эрнак. - Этого не будет! Я раздроблю все ваши племена. Землю вашу я разделю на клочки между моими братьями. Узнаете вы меня, германские собаки!

Он замахнулся бичом и ударил коня Ардариха по голове так сильно, что благородное животное взвилось на дыбы.

Но король мгновенно успокоил его и с угрозой поднял доселе опущенное копье.

– Берегись! Предупреждаю тебя. Не смей бить моего коня, или…

– Или что? - визгливо закричал Эрнак. - Я недавно слышал про одного еврейского князя, который сказал своему роптавшему народу: отец мой наказывал вас бичами, а я буду бить вас скорпионами. Мне это очень нравится, и ты должен поучиться этому, германец!

Он снова замахнулся бичом на этот раз в лицо королю.

– Так умри же, молодой змееныш! - воскликнул гепид и с такой силой вонзил копье в его пурпуровый плащ, что оно вышло острием между плечами.

В то же мгновение разъяренные гунны бросились на короля, и острый нож Эцендрула сверкнул над его головой. Но удар миновал Ардариха: Эцендрул упал, сраженный в лоб метким копьем Гервальта.

– Вперед! Гепиды! За свободу! - крикнул аламанн, выхватывая из-за пояса топор.

С громкими криками бросились всадники Ардариха на растерявшихся от потери обоих своих предводителей гуннов, которые с воем побежали в лагерь, преследуемые торжествующими германцами.

Быстро мчались гунны по направлению к площади, а за ними скакали их преследователи. На повороте одной из улиц, около башни, (оставшейся без часовых, которые увлечены были бегущей толпой), германцы услышали голоса, называвшие короля по имени и молившие об освобождении.

Гервальт соскочил с коня и топором разбил дверь башни, из нее выбежали Визигаст, Дагхар и их свита: сквозь щели оконного ставня они увидели на улице смятение и бегство гуннов, а затем и скачущих гепидов.

Радостно приветствуемые Ардарихом и его спутниками, они тотчас же были снабжены оружием и последовали за королем. Тут только узнали они о смерти Аттилы: их стражи, хотя и знавшие об этом, не сказали им ни слова. Прискакавших на площадь германцев на мгновение ошеломила бесчисленная масса толпившихся здесь пеших и конных гуннов. Прибывшие сюда раньше них гунны из свиты Эрнака успели рассказать о смерти мальчика и князя Эцендрула, и народные волны зловеще гудели тысячами угрожающих голосов.

Дженгизиц и Хелхаль скоро приметили малочисленность германцев, положение которых было теперь поистине отчаянное. Размахивая бичом, Дженгизиц проскакал перед гуннами, отодвигая и размещая их густые ряды.

– Вперед, сыны Пуру! - крикнул он. - За мной, вперед! Вы слышали, что говорят наши жрецы? Дух великого отца моего переселился в такого же великого героя, каким был он. Этот герой - я! Я чувствую в себе его мощный дух. Следуйте за мной, Дженгизиц ведет вас к победе! Дженгизиц сделался Аттилой!

Глубокое молчание последовало за его воззванием: проникнутые священным ужасом, гунны набожно склонили головы и скрестили руки на груди в немой молитве, готовые в следующий момент броситься на смелых иноземцев и уничтожить их. Гибель германцев казалась неизбежной. Но тут случилось нечто совершенно неожиданное.

В полной тишине, наступившей перед шквалом, откуда-то сверху донесся голос:

– Ложь! Все ложь!

Германцы и гунны в изумлении подняли головы.

На плоской крыше одной из ближних башен стояла высокая фигура в светлой одежде. Это была Ильдихо. Золотые ее волосы сияли в лучах заходившего солнца.

– Вам лгут, гунны! - громко возвестила она вновь. - Ваш царь умер не от излияния крови. Женщина убила его. Я, Ильдихо, задушила его, опьяненного, задушила своими волосами. У него в зубах потому и осталась прядь волос.

Словно богиня стояла Ильдихо над гуннами - и на площади поднялось смятение.

– О горе!

– Убит женщиной!

– Как и его отец!

– Проклятье исполнилось на нем!

– Горе его сыновьям!

– Он проклят навсегда!

– Бежать! Бежать прочь!

Гунны, мужчины и женщины, в панике ринулись кто куда.

Напрасно предводители пытались остановить их. Напрасно Хелхаль рвал на себе волосы, умоляя не покидать господина. Напрасно Дженгизиц стегал беглецов бичом, он сам был сброшен с коня и очутился под копытами.

Хелхалю удалось, наконец, забраться на верхний ярус ступеней, окружавших дворец.

– Не верьте германке! Она лжет! - кричал он с возвышения. - Как и ты, Дзортильц, бежишь?! - Он схватил начальника стражи, недавно обмывавшего вместе с Хелхалем труп повелителя. - Остановись! Она лжет!

– Нет! Не лжет! - вырвалось у воина. - Бегите от проклятого трупа! Я сам видел, клянусь, у него во рту прядь золотых волос…

Паника усилилась.

Хелхалю удалось удержать у шатра лишь нескольких преданных ему рабов. Он боялся, что германцы уничтожат палатку вместе с покойником.

Но им было не до того - они отражали натиск гуннов, которые среди всеобщего смятения, валили прочь, круша друзей и врагов.

В то время, как Ардарих стоял на месте, Визигаст и Дагхар со своими людьми пытались пробиться с южной стороны площади туда, где возвышалась башня, в которой была заточена Ильдихо. Дагхар прокладывал себе дорогу мечом, с трудом продвигаясь вперед.

Вдруг король Визигаст воскликнул:

– Дагхар! На крыше гунн! Она погибла!

Дагхар на миг остановился и, взглянув вверх, выдохнул:

– Это Дженгизиц. Она борется с ним.

В отчаяньи бросился он вперед, изо всех сил работая и мечом, и копьем. Но если бы дорога была и вовсе пуста, он и тогда не поспел бы на помощь своей возлюбленной.

Поднявшись на ноги, Дженгизиц постоял, привалившись к чьему-то покинутому коню и едва перевел дух: в глазах темнело, в ушах стоял звон. Толпа бегущих вновь едва не сшибла его, но кто-то узнал:

– Это же сын царя, Дженгизиц! Он ранен, не задавите его!

И все пронеслись мимо. Дженгизиц собрался с силами и обратил взор на башню.