Владимир Андриенко - Начало

— А как же хоронят этих крестьян? — спросил князь.

— Да попросту в песке, господин. Зарывают мертвое тело в песок, и оно само там превращается в мумию. Но если у крестьянина есть хоть какие-то средства, что сейчас редкость, то обряд мумификации у них самый скромный.

— Ах, вот как! Но тело в песке все же остается, не так ли? Даже в песке?

— Остается, господин.

— А вот его тело будет уничтожено и его Ка останется без мумии, а это для египтянина гораздо хуже смерти, не так ли? Если он не сможет произнести после смерти "Я Осирис, и я как Осирис ушел, и я как Осирис вернулся". Если нет тела в виде мумии, то нет и вечной жизни.

— Это твой приговор, великий господин?

— Пусть этого египтянина казнят медленной смертью. Он не должен умереть быстро как, этот, которому залили в глотку расплавленную медь. Я желаю, чтобы он почувствовал, что такое смерть. Ты такой смерти хотел для него, Якубхер?

— Именно такой. И тогда эти негодяи вспомнят обо мне. Вспомнят, и если они не законченные трусы, а их поступок говорит, что это не так, то станут меня искать. И тогда мы встретимся.

— Так ты более не веришь, что их найдут твои люди? Ведь ты везде расставил их.

— Эти люди хитрые и вряд ли попадаться. Но старик заплатит мне за поступок своих детей. Они нанесли удар мне, а я нанесу им…

Корабль купца Дагона утром отправился в дальнейшее плавание, и никто его более не досматривал.

Братья вздохнули с облегчением, когда увидели, что город скрылся из виду.

— Мы сумеем выкрутиться, брат!

— До Фив еще далеко. Не спеши радоваться, Яхотеп. И дело еще не сделано, но от ищеек Якубхера мы сумели ускользнуть.

— Ты все еще не доверяешь этой прекрасной девушке?

— Прекрасной, это верно. Но мы ведь совершенно не знаем её. Что её толкнуло оказать нам с тобой помощь? Кто мы для неё такие? Мы простые крестьяне, брат. Мы не князья и не знатные господа, не высокоученые жрецы.

— Ну и что? При чем здесь все это, брат? Мы молоды и мы еще всего сможем достичь.

В этот момент двери в каюту отворились, и к ним вошла Атла.

— Я вывезла вас из города и теперь вы не досягаемы для ваших врагов, но вы более не можете оставаться в моей каюте. Я наша для вас иное убежище. Среди пассажиров на корабле есть жрец Амона и в его свите вы найдете для себя место.

— Жрец Амона? — удивились братья.

— Он уже согласился вас принять. Ночью я проведу вас к нему.

— Как мне благодарить тебя прекрасная девушка? — Яхотеп взял Атлу за руку. — Мы с братом будем всегда тебе благодарны.

— Я не требую от вас двоих благодарности. Но, надеюсь, что вы нигде не обмолвитесь, что провели ночь в моей каюте.

— В этом можешь не сомневаться, госпожа. Мы с братом умеем хранить молчание. И умеем быть благодарными.

Ночью они были проведены из каюты девушки к тому месту на палубе, где под большим навесом размещался жрец Амона со своей свитой.

Жрец был уже стар и принял братьев поначалу холодно. Он много лет ходил по земле и многое видел. Немало людских пороков наблюдал он и не верил никому просто так. Девушку могли и обмануть.

На худом загорелом теле аскета была стандартная белая одежда жреца. Украшений он не носил.

— Садитесь рядом, — приказал он. — Не стоит стоять. Почтение не в том, чтобы стоять и высказывать льстивые слова. Я согласился вам помочь, при условии, что вы не обманули девушку. Но берегитесь, если вы оба солгали. Я никогда не покрывал и не стану покрывать преступников.

Братья сели рядом со жрецом.

Яхотеп стал рассказывать их историю, ничего не утаивая. Старик внимательно его слушал и смотрел в глаза юноши.

"Нет, — подумал он. — Этот юнец не лжет. Говорит восторженно. И впрямь считает, что он подвиг совершил. Да и финикиянка Атла ему приглянулась. Когда он говорит о ней, в его глазах загорается огонек. Эх молодость, молодость".

— И что же ты считаешь, что совершил хороший поступок? Разве тем что ты убил человека ты доказал свою верность богам и преданность своей стране?

— Но я первым вступил против власти ненавистных чужаков и тех, кто им служит. До этого в наших краях никто не смел поднять руку на слугу гикса.

— Хорошие слова, мальчик. Хорошие и смелые. Но тем, что ты сделал нашу страну не освободить. Убить одного слугу гикса мало. Что ты думаешь делать далее в Фивах, куда так стремишься?

— Я бы хотел стать солдатом фиванского князя.

— А ты разве владеешь оружием?

— Почти нет, но я могу научиться. Я хочу научиться владеть оружием так, как это умеют солдаты гиксов. Я видел, как они обучаются и понял, что именно так нужно готовить настоящую армию.

— Ты совсем не глуп, Яхотеп. Я понял тебя и постараюсь тебе помочь. Тебя возьмут в армию к князю Фив. Но не думай, что тебе будет там легко. Князья Фив не ведут войны с царем Авара и признают его верховенство. Так что тебя ждут не подвиги, а тяжелый и изнурительный труд.

— Я готов к труду, господин!

— У нас ну судне едет несколько наемников для службы фиванскому князю. Они станут обучать солдат нашего государя Секененра II. И ты попадешь под команду одного из этих воинов. А сейчас иди. Я стану говорить с твоим братом.

Когда младший брат ушел жрец взялся за Ата:

— Ты из породы сомневающихся, Ата? Не так ли?

— Что ты имеешь в виду, почтенный жрец? Что значит сомневающийся?

— Ты принадлежишь к тем, кто считает, что мир устроен несправедливо. Так?

— С чего ты взял?

— Я умею читать в человеческих сердцах, Ата. Итак, ты считаешь, что мир устроен несправедливо?

— А разве нет? Я много думаю своей судьбе и судьбе моего отца. Он трудился всю свою жизнь и работал на земле, на строительстве каналов, платил многочисленные налоги. И что ему дали боги в благодарность за это?

— Хорошо. А как ты считаешь, было бы справедливо? Наградить твоего отца? Сделать его богатым и дать ему великолепное имение? Это было бы справедливо?

— Да. Он заслужил милость.

— Ладно, — мирно согласился жрец, — а его сосед мало трудился в поле? Мало строил каналы?

— Также как и мой отец, — ответил Ата.

— Но тогда если богатство получит только твой отец, то это также будет несправедливо. Он будет недоволен выбором богов. А если награда попадет к соседу, то будет недоволен твой отец. А на всех жителей твоей деревни имений не хватит. А что говорить о сотнях тысяч крестьян по всему Египту. Как сделать их всех счастливыми? Освободить от работ? Но если они не станут работать на земле, и не станут ремонтировать дамбы и оросительные каланы, то скоро в земле Египта наступит голод, и страдать от него будем мы все. Значит, кто-то должен работать на земле, чтобы кормить остальных. Но если спрашивать каждого хочет ли он этого, то желающих тяжело трудиться найдется весьма мало.

— Это так, господин, но многие крестьяне хотят жить и работать платя справедливые налоги в пользу фараона. Разве это не справедливо?