Владимир Шигин - Паруса, разорванные в клочья. Неизвестные катастрофы русского парусного флота в XVIII–XIX вв

О произошедшей трагедии тогдашний командующий Черноморским флотом адмирал маркиз де Траверсе немедленно доложил Александру Первому. На основании решения императора маркиз 23 января 1805 года дал следующее указание флотским чиновникам: «Приняв с прискорбием настоящее известие, изъявил (император Александр Первый. — В.Ш. ) высочайшее соизволение, чтобы узнать об оставшихся после утопших офицеров и нижних чинов семейств и близких родственников, в каком состоянии они находятся, дабы сделать им возможное пособие».

Когда все документы были собраны и отправлены в Петербург, оттуда 13 апреля 1805 года последовало распоряжение императора: «Поименованным родственникам утонувших офицеров выдать единовременно годовое жалованье, а женам производить пенсион половинного до замужества; женам же нижних чинов — полное».

Обстоятельствами гибели линейного корабля спустя несколько лет заинтересовался В.М. Головнин, а став генерал-интендантом российского флота, описал это крушение со своими выводами: «Гибель корабля „Тольская Богородица“, в числе многих других подобных кораблекрушений, служит к убеждению мореплавателей, что на открытых рейдах больших морей никогда не должно полагаться на якоря, но всегда надлежит ставить корабль, если место и обстоятельства позволяют, в такое положение и держать его в такой готовности, чтоб при наступлении бури с открытого моря тотчас можно было вступить под паруса и удалиться от берегов. Эта осторожность особенно нужна осенью и зимой, когда бури бывают чаще, сильнее и продолжительнее.

Столь ужасные последствия сопровождали разбитие корабля сего, что из 255 человек, составлявших экипаж его, погибли 8 офицеров и 150 нижних чинов, сверх коих утонули еще 6 человек солдат из числа сухопутных войск, на сем корабле привезенных, а остались в живых 5 офицеров и 92 нижних чина; из них, однако, только 28 человек спаслись при кораблекрушении, прочие же были столь счастливы, что съехали на берег до наступления бури.

Это пагубное происшествие показывает, что экипажу невозможно было при оном помышлять о спасении журналов и других корабельных бумаг, и потому нельзя было составить подробного описания сему кораблекрушению».

Кто ныне помнит транспорт «Змея»? Никто. Мало ли было в истории российского флота транспортов с самыми экзотическими названиями. Поди их все упомни! Однако все же давайте вспомним этот небольшой парусный транспорт Черноморского флота, чтобы отдать должное мужеству его команды.

В 1828 году началась очередная Русско-турецкая война. После длительной осады русская армия взяла важнейшую турецкую крепость на Черном море — Варну. Турецкий флот скрылся в Босфоре, и уже до самого конца войны оттуда не показывался. Со взятием Варны господство на Черном море окончательно перешло к российскому флоту. Гордый столь важной победой, император Николай Первый распорядился отвезти наиболее ценные из захваченных трофеев в Одессу, чтобы известие о покорении вражеской твердыни было подкреплено материальными доказательствами. Для этой цели и был выделен парусный транспорт «Змея» под командой капитан-лейтенанта Тугаринова. В течение суток на «Змею» было погружено 40 тысяч турецких пистолетов и ятаганов, а также 14 трофейных орудий; 12 из них, имевшие на стволах старинные польские королевские гербы, были определены для последующей доставки в Варшаву и украшения фасада дворца генерал-губернатора. Еще две пушки были особые, наградные. Первая из них была высочайше пожалована за совершенные подвиги генерал-фельдмаршалу графу Дибичу-Забалканскому, а вторая — генерал-губернатору Новороссии графу Воронцову. Помимо этого на транспорт были погружены раненые — 17 офицеров и полторы сотни солдат, для скорейшей их доставки в Одессу, а также почта.

Военный транспорт «Змея» принадлежал к довольно распространенному в ту пору в нашем флоте типу вспомогательных судов. При водоизмещении в 500 тонн и смешанном парусном вооружении он имел вместительный трюм и был достаточно универсален, то есть мог перевозить всевозможные виды грузов и людей. Для самообороны на верхней палубе имелось шесть небольших пушек. Кроме командира команда «Змеи» включала в себя пять офицеров: старший офицер лейтенант Колесников, вахтенные начальники мичманы Краевский, Кубаркин и Веселаго, а также штурман судна подпоручик корпуса флотских штурманов Андреев. Матросов насчитывалось 150 человек. «Змея» была уже весьма не новым судном, немало поплававшим на своем веку. Транспорту давным-давно, по всем статьям, полагалась переборка корпуса, но, как это часто бывает, у начальства до вспомогательных судов все не доходили руки, а с началом войны разговоры на данную тему вообще были прекращены. Так и плавали. Во время войны «Змея» совершала плавания между Одессой и осаждаемой Варной, доставляя орудия и боезапас для осадного корпуса. Теперь же ей выпала весьма почетная задача по доставке боевых трофеев.

Утром 17 октября капитан-лейтенант Тугаринов, получив добро от командующего Черноморским флотом адмирала Грейга на переход, снялся с якоря и вышел из Варненского залива в открытое море. Плавание в общем-то предстояло самое заурядное, и настроение находящихся на борту было вполне обыденным.

В продолжение последующих шести суток транспорт без особых приключений, при тихом противном ветре, мало-помалу шел к Одессе. Лавировка, как известно, дело не весьма приятное, однако до порта назначения оставалось не более двух суток хода, а потому никто на это неудобство особого внимания не обращал.

Утром 23 октября ветер начал постепенно усиливаться, и к полудню командир вынужден был оставить только зарифленные нижние паруса. Однако погода продолжала ухудшаться. Ночью налетевшим шквалом изорвало фок. Тугаринов распорядился было вынести наверх запасной парус, но сила ветра оказалась настолько сильной, что о замене не могло быть и речи. Единственное, что удалось сделать, — это вовремя с большим трудом убрать грот и поставить фок-стаксель и бизань, да и то ненадолго. Через час и эти паруса уже полоскались на ветру жалкими клочьями.

К утру следующего дня начался сильнейший шторм. Тяжелогруженый транспорт едва взбирался на огромные водяные волы. Потоки воды почти непрерывно переливались через борт. «Змею» било, мотало и швыряло, словно щепку. Старый натруженный корпус скрипел и трещал, точно собирался вот-вот рассыпаться.

— Долго безвредно выносить такие удары о борт мы не сможем! — прокричал командиру старший офицер.

Тугаринов лишь передернул плечами: мол, что я еще могу?

Вскоре снизу доложили:

— В трюме открылась сильная течь!