Владимир Шигин - Паруса, разорванные в клочья. Неизвестные катастрофы русского парусного флота в XVIII–XIX вв

У Веревкина были соображения иные.

— Потопиться мы всегда успеем! — заявил он. — Пока ж определите людей для починки, и будем ждать рассвета! Там все станет ясно!

С первыми лучами солнца с плавбатареи увидели, что находятся неподалеку от низкого песчаного берега, по которому разъезжали сотни конных татар. У берега же сонно качались на якорях полтора десятка турецких транспортных судов. Оглянулись на море — там белели парусами державшие курс на Гаджибей неприятельские фрегаты.

— Вот, господа, и попытайся мы прорываться на плоту или высаживаться на берег! — скупо обронил Веревкин. — Наш план будет иным!

Как же решил действовать в столь непростой обстановке Андрей Евграфович Веревкин? А так, как подобает русскому офицеру!

«Я не имею никакой помощи к спасению людей и судна, не имея шлюпки и потеряв все весла при рассвете. Пушек и провианта малое число, пресной воды ни капли, почел за лучшее сняться с якоря, идти к тем купеческим судам, чтоб оными овладеть и все сжечь, а которое способно будет к гребле, взять оное, и, пользуясь тем, спасти себя от бедствия.»

Теперь экипажу плавбатареи предстоял новый бой. На этот раз с целой флотилией вооруженных транспортов. Впереди ждал абордаж! Офицеры были настроены решительно: только вперед! Старослужащие матросы тоже. Зато рекруты смотрели угрюмо. Они уже давно перестали понимать происходящее. У нескольких человек помутился от пережитого рассудок. Их по приказу командира связали, чтоб не выбросились за борт.

Медленно набирая ход, сильно осевшая от многочисленных пробоин батарея целила в самую середину турецкой флотилии. Давалось это с большим трудом — судно почти не управлялось. Веревкин тем временем в трубу уже определил объект атаки.

— Вон та бригантина нам подойдет вполне! — обратился он к стоявшему неподалеку Ломбарду. — Вы начальник абордажной партии! Прошу…

Резкий и сильный удар бросил офицеров на палубу. Судно стремительно заваливалось на борт, треща и рассыпаясь на глазах.

— Всем осмотреться! Что случилось? — закричал, вскочив на ноги, кавторанг.

То, что он увидел, повергло Веревкина в отчаяние. Плавбатарея выскочила на прибрежную песчаную мель.

— Только крушения нам сейчас не хватало! — в сердцах стиснул кулаки Веревкин,

Пока офицеры торопливо решали, что должно и можно предпринять в создавшейся ситуации, снова взбунтовалась команда, которую неожиданное крушение судна ввергло в полную панику. Остановить на этот раз обезумевших людей было уже невозможно. С криком «Пусть лучше татарва головы порубает, нежели тут смерти дожидаться!» рекруты бросались в воду и плыли к близкому берегу.

Ломбарда с Кузнецовым, попытавшихся было их остановить, попросту избили, а Веревкина силой заперли в трюме.

Однако, и будучи запертым, командир не пожелал прекратить борьбу. Теперь он стремился как можно больше разрушить свое судно, чтобы оно не досталось неприятелю. Придя немного в себя от понесенных побоев, Веревкин вооружился топором и стал рубить днище, ускоряя поступление воды. Затем подпалил бывшую в трюме пеньку и парусину…

Татары брали потерпевшую крушение плавбатарею в конном строю, благо вокруг было мелко, а пушки покинутого командой судна уже молчали. Веревкина, угоревшего от дыма, вытаскивали из трюма за ноги. В сознание кавторанг пришел уже на берегу. С трудом разлепил спекшиеся губы:

— Пить! Пи-ить!

Стоявший над ним татарин, осклабясь, хлестнул изо всех сил кнутом:

— У, урус, шайтан!

Обвязанного арканом, его бросили в седло.

— Гей! Гей! Гей!

И понеслись с редкостной добычей в лагерь. Впереди у Андрея Веревкина был плен, долгий и тяжкий.

План Потемкина по использованию Севастопольской эскадры был дерзок и оригинален. Зная, что линейный флот султана во главе с капудан-пашой уже появился у Днепровского лимана, прикрывая со стороны моря Очаков и готовясь нанести удар по Кинбурну, князь повелел нанести севастопольцам удар по главной тыловой базе турок — Варне. Там, по сведениям лазутчиков, еще не ставили даже береговых батарей, а в гавани грузились припасами многочисленные транспорты для турецкого флота и Очаковской крепости. По замыслу Потемкина успешный рейд корабельного флота к Варне неминуемо заставил бы капудан-пашу увести свои корабли из-под очаковских стен, что позволило бы, в свою очередь, Екатеринославской армии спокойно начать осаду крепости.

— Напасть на турецкий флот и истребить! — велел светлейший.

Но командующий Севастопольской эскадрой контр-адмирал граф Войнович в поход особо не торопился. Потемкин нервничал, слал из Кременчуга, где в то время находился, послания раздраженные: «Чем скорее сделан удар, тем оный надежнее, подтвердите графу Войновичу поспешать выступлением в море и себя прославить».

Только после этого граф начал неспешно готовиться к Варненской диверсии. Как всегда бывает в самый последний момент, обнаружилась нехватка матросов. Пришлось наскоро пополнять команды солдатами местных полков.

За плечами главноначальствующего корабельной эскадрой контр-адмирала Марко Войновича была Архипелагская кампания, где он отличился, командуя фрегатом, а затем и отрядом легких судов. Поступив на русскую службу волонтером, этот не глупый венецианец сумел отличиться при блокаде Дарданелл и штурме Бейрута, а затем, оставшись служить в российском флоте, быстро сделал блестящую карьеру. Понравился Войнович и императрице Екатерине при посещении ею перед войной Севастополя. Тогда-то за устройство города и флота и пожаловала она ему графский титул. Злые языки, правда, говорили, что ахтиарский флагман просто-напросто выклянчил свое графство, подсунув императрице подложные бумажки об утерянном якобы предками фамильном титуле. Как бы то ни было, а репутацию к началу войны граф Войнович имел самую боевую, и Потемкин был вправе ожидать от него новых подвигов и побед. Увы, скоро светлейшего постигнет глубокое разочарование, ведь далеко не всякий толковый капитан становится настоящим флотоводцем…

Младшими флагманами Севастопольской эскадры являлись в ту пору капитаны бригадирскою ранга Паоло Алексиано и Федор Ушаков. При этом первый одновременно командовал фрегатом «Святой Андрей», второй — 66-пушечным «Святым Павлом». Алексиано был родом из греков. На русскую службу поступил из корсаров в самом начале Архипелагской экспедиции, вместо со своими пятью братьями. Отличился при Чесме, затем захватывал турецкие транспорты, прослыв одним из самых удачливых приватиров [1] Приватир (от англ. — privateer), то же что и капер — частное лицо, получившее от государства лицензию на захват судов неприятельских и нейтральных стран в обмен на обещание делиться добычей с нанимателем. — Примеч. ред. . По заключении мира Алексиано перебрался со всей родней в Россию, которая стала отныне ему вторым отечеством. В жизни капитан бригадирского ранга был весьма скромен, а в деле морском знающ и многоопытен.