Константин Федин - Костер

— Нет носков, — сказала Надя.

— Носки в нательном белье, — решила Женя.

— Сказано: пару белья. Если и носки, тогда уж не пара.

— Ты хочешь, чтобы все. Папа говорит, нет такого закона, который сказал бы все.

Это было убедительно. Они опять немного помолчали.

— Будут трудности, — сказала Женя. — Теплое пальто! Все теплые вещи на лето уложены. От мамы потихоньку не вытащишь.

— Начнем с того, что легче, — неожиданно твердо предложила Надя.

— Само собой, — согласилась Женя. — Давай устроим тайник. В комоде.

Они принялись перекладывать содержимое ящиков, обсуждая, где и как разместят вещи Бориса. Вдруг Надя остановила Женю.

— Зачем, собственно, целый мешок всякой одежды? Ведь дадут военную форму?

— Конечно, дадут форму, — как будто растерялась Женя, но тут же нашлась — Папа еще проверит, может, теперь что-нибудь новое… новый какой порядок. А то, сказал он, этот действует уже с самого начала войны.

— Какой войны? — не поняла Надя.

— Какой! Этой самой.

— Почему же… как может порядок не действовать, если только что введен?

— Не только что, а с тех пор… Милая моя! — перебив себя, воскликнула Женя. — Да ты что? Война началась — помнишь? — скоро два года! Как раз в тот самый день, как мы пошли в девятый класс! Немцы стали бомбить Варшаву, тогда все и началось.

— А! Ты про ту войну, — сказала Надя и внимательно всмотрелась в глаза Жени.

— Что значит — ту?

— Та война нас не касалась, — быстро ответила Надя.

— Если ты о том, что мы вообще не хотели никакой войны и что мы поверили, что немцы тоже не хотят…

— Да, о том, чтет мы поверили, — не дослушав и с прежним вниманием глядя на подругу, подтвердила Надя.

— Ну, о фашистах мы с тобой одного мнения! Есть предложение перейти к текущим вопросам. Пока пианист за работой, — Женя подняла палец и прислушалась к плывущим по дому фугам, — я проберусь к нему в комнату и чего-чего раздобуду из его бельишка.

История с тайником, окрещенная девушками «акцией», немного рассеяла Надины тягостные думы. Было любопытно осуществлять затею — похищать, прятать, приводить в порядок вещи, отвлекать внимание матери, «стоять на стреме», пока тайком пришивается какая-нибудь пуговица или разыскиваются по чуланам старые башмаки Бориса. Потом Наде прискучила глупая игра, она затосковала.

Который раз уже принимала она решение уехать домой. Но неожиданно отец Жени, вернувшись из города, сообщил о своем разговоре по телефону с Извековым: в Москву вот-вот должен был приехать Павел. Новость захватила Надю. Первое время ее нельзя было узнать — так ожило все в ней, осветилось. Если кто мог доискаться, где находится сейчас мама, то только один Павел. Он был старшим, но, однако, казался Наде настоящим ровесником. Женитьба на Маше делала его в представлении Нади еще больше ровней. С ним можно было о чем угодно толковать и всегда столковаться. Надя ждала его как избавленье. Ей думалось — она будет с ним неразлучна в дружных розысках матери.

Но прошел день, прошел другой, а Павел не появлялся. Надя опять съездила в город и отсидела в очереди к междугородному телефону. Разговор с отцом не состоялся. У него были военные обязанности — сказали ей и обещали передать, чтобы он известил Комкова, когда ждать Павла. Комков возвратился на дачу поздно вечером. Никаких известий он не привез. Говорил с Надей нежно, утешая ее по-отцовски. От этой ласки ей становилось больнее. Она не верила никому: чудилось — ее жалеют, как жалеют сирот. Ночью она втихомолку плакала. Страх обступал ее. Она одна. Мать погибла. Отец, конечно, уходит на фронт. Павлу не до нее. Да и смешно его ждать: он молодой, такие нужны в армии, если ей нужны даже пианисты. Павел знает оружие и сам отличный стрелок. Нет, нет! Ее обманывают. Ей некого ждать. Она одна.

Поутру, изломанная бессонной ночью, Надя нехотя умывалась, когда за дверью послышался решительный возглас Жени:

— И совершенно незачем тебе идти! А Надя вообще другое дело!

Дверь распахнулась.

— Ты готова? Чудесно! — восклицала Женя. — Кончай прическу. На работу! Все население. Да, да!.. Что так смотришь? Приходил комсомолец-активист — я его знаю, парень — во! Все дачники, все колхозники — на рытье щелей. От каждого дома, разумеется — кто работоспособен.

— Что это — щели?

— Ну, понимаешь, такие ямы. И в них укрытия.

— Укрытия?

— Как ты не понимаешь! Если вдруг налеты, то чтобы было, где спрятаться, копают такие… ну, такие…

— Налеты?

— Ты как ребенок. Это же современная война! Проходили у вас, в вашей деревенской десятилетке, о противовоздушной обороне?

Деревенская десятилетка задела Надю за живое.

— Я вижу, в вашей столичной десятилетке предмет проходили основательно. Поэтому и не можешь объяснить, что это за щели.

— И я и Борис поняли без объяснений. И ни к чему вовсе ирония. В конце концов будет ясно на практике. Но мама и я против того, чтобы шел Борис. Он не сможет играть после земляной работы. Будут дрожать пальцы. А мы с тобой пойдем. Пойдешь, Надя? Не отказывайся.

— И не думаю отказываться, — ответила Надя, принимаясь старательно укладывать волосы.

Ей вспомнилось, как она вдруг поняла, что с войной все должно быть по-другому. Уже давно, ах, как давно наступило для нее это другое! И если теперь все пойдут копать какие-то щели, значит, и она должна пойти со всеми.

Часом позже, снарядившись и напутствуемые домашними, под маршевый хор мальчиков из «Кармен», сыгранный Борисом, подруги отправились на работу.

Путь туда начинался сразу за дачными участками — яровым полем овса с викой, за ним по луговому склону к оврагу, по жердинкам через ручей и вверх к деревне, за которой тянулась полоса соснового леса кое-где с ельником. На подходе к опушке стал попадаться разномастный народ — кто с дач, кто из колхоза. К подругам подбежал тонконогий подросток. Он поздоровался и ломавшимся голоском озабоченно доложил, что в его молодежной бригаде не хватает как раз двоих работников до десятка и он включает девочек в ее состав. На вопрос Жени — почему в бригаде должен быть десяток, он ответил, что у него в наличии четыре лопаты, а когда будет пять, — он кивнул на заступ в руках у Нади, — тогда — посменно — пятерка грабарей роет, пятерка передыхает.

— Почему же, — спросила Женя, — не могут посменно рыть четверки?

— Потому что щель сооружается покоем, и если на покое поставить пять работников, то как раз будет в точку, четырех же мало.

— А что такое «покой»? — не унималась Женя.

— Покой — это буква «пы», — сказал бригадир и разъяснил, что на поперечине «пы» размещаются трое грабарей и копают самое щель, а на обеих ножках «пы» — по одному, и они роют спуски в щель.

Хотя инженерно-вычислительно нарисованная картина не совсем убеждала, но со стороны стиля она показалось подружкам блестящей. Они засмеялись, и Женя решила: