Луи Бриньон - Кес Арут

— Доктор, доктор, доктор…

Мони открыл глаза. Ещё не успев отойти от сна, он словно ужаленный вскочил на ноги и что было силы, закричал:

— Андани! Скорей!

Рядом с сестрой милосердия стояла молодая женщина. Глаза полные слёз выражали мольбу. На руках у женщины лежала двухлетняя девочка. Голова девочки была запрокинута. Лицо было серого цвета. На горле зияла глубокая рана. Из раны буквально хлестала кровь. Девочка была в беспамятстве. Мони буквально выхватил девочку из рук матери и, зажимая рукой рану, побежал в операционную. Мать пошла следом. Но сразу же была остановлена сестрой милосердия.

— Моя дочь, — только и повторяла на армянском языке, рыдая женщина, — моя дочь!

— Всё будет хорошо, — успокаивала её сестра милосердия. Она говорила на французском, но, тем не менее, по всей видимости, женщина понимала её. Невзирая на сопротивление, она усадила несчастную женщину на кровать, а сама торопливо прошла в операционную. Над девочкой уже хлопотали Мони и Андани, прибежавший в расстёгнутой рубашке.

— Что? — сестра милосердия вытянула голову, пытаясь рассмотреть быстрые точные движения врачей.

— Всё будет хорошо, — не оглядываясь и не переставая хлопотать над девочкой, ответил Мони, — рана неглубокая. Мы спасём девочку. Её счастье, что она вовремя принесла малышку. Ещё минут десять — пятнадцать, и мы были бессильны.

Сестра сразу же сообщила новость матери на ломанном турецком языке. Другого она не знала. Мать, услышав новость, заплакала ещё сильней. Бедняжка, она уже потеряла надежду. Она считала свою дочь погибшей.

Следующие четверть часа прошли в относительном спокойствии. Слышны были лишь отрывистые слова на французском, которыми перебрасывались два врача. Наконец, всё было благополучно закончено. Девочке перевязали шею. Она находилась вне опасности. Мать проводили в операционную. Девочка всё так же лежала на столе, но дыхание у неё понемногу восстанавливалось. Женщина бросилась обнимать врачей, которые с явным удовольствием приняли знаки благодарности. Затем женщина начала беспрестанно целовать ребёнка.

— Софи, — обратился Андани с просьбой к сестре милосердия, — не могли бы вы спросить у неё, как это произошло?

Сестра кивнула, а в следующее мгновение заговорила с женщиной на ломанном турецком. Женщина отстранилась от ребёнка, внимательно выслушала сестру, а затем начала что-то рассказывать. Оба врача увидели, как побледнело лицо Софи. Едва женщина закончила, как сестра повернулась к врачам.

— Она говорит, что к ним домой ворвались турки. Они убили её мужа и свёкра, перерезали горло девочке. Хотели убить её, но ей удалось взять ребёнка и бежать из дома.

Оба врача явно растерялись, услышав этот ответ. Андани снова обратился к сестре.

— Софи, спросите ещё раз. Верно, вы что-то не так поняли. Невозможно, чтобы взрослый мужчина перерезал горло столь юному созданию. Это слишком бесчеловечно, чтобы оказаться правдой.

Сестра снова обратилась к женщине и оба врача увидели, как она в ответ кивает головой. Оба врача переглянулись между собой.

— Я ей не верю, — признался Андани, — скорее всего женщина недосмотрела за девочкой. Возможно, девочка упала и… чёрт, что это за крики?

Последние слова вырвались у Андани, когда он услышал снаружи дикие вопли. И пока оба раздумывали над тем, чтобы это могло быть… в здание Красного креста ворвались несколько десятков женщин с детьми. Волосы этих женщин были взлахмочены, одежда разорвана… глаза выражали неописуемый страх и глубокий ужас. Не переставая истошно кричать, женщины, сжимая в объятиях своих детей, заметались по больнице. Все искали убежища. Они пытались спрятаться. Некоторые лезли под кровати. Другие пытались укрыться за белыми занавесями окон, третьи раскрывали шкафы с медикаментами и пытались всунуть туда своих детей. И всё эти действия сопровождались поистине ужасающими криками.

Андани и Мани были не в силах отвести глаза от мечущихся обезумевших женщин. Буквально через минуту после их появления в здание Красного креста ворвалась толпа людей, вооружённых палками и топорами. С дикими криками эта толпа бросилась на женщин. Их вытаскивали из под кроватей, отрывали от ножек кроватей, за которые держались несчастные и тут же на полу проламывали палками головы. Многие матери прятали детей под себя, чтобы защитить их от убийц. Тогда их убивали, затем переворачивали мёртвое тело и тут же несколькими ударами раскраивали череп ребёнка, прерывая истошный детский плач. В течение нескольких минут всё здание Красного креста было превращено в кровавое побоище. Повсюду валялись мёртвые тела женщин и детей. Были убиты все до единого. Леденящий ужас охватил французских врачей при виде всего этого кошмара. Они, не мигая, смотрели на происходящее. К ним в операционную ворвался один из убийц с топором в руках. Глаза его были налиты кровью.

— Это тоже армянка? — спросил он на турецком, указывая на девочку, и размахнулся топором…

— Нет! — одновременно вырвался крик ужаса у врачей и сестёр…они застыли от холодного ужаса. Мать девочки с диким криком попыталась защитить дочь, но убийца ударом кулака отбросил её в угол, а в следующее мгновение… топор взлетел в воздух и опустился над головой девочки. Струя крови брызнула на мать. Обезумевшая от горя женщина бросилась на палача своей дочери и в мгновение ока разодрала ему всё лицо в кровь. Она вцепилась в него и, не переставая кричать, рвала ногтями его лицо. Кожа сходила с лица палача целыми полосами. Выпустив топор, он закричал от боли. Женщина оставила его, немедленно подняла топор и начала бить его. Она била его не переставая. Убийца уже лежал на полу, а женщина наносила один удар за другим, кромсая тело в клочья. В операционную ворвались несколько человек. Они схватили обезумевшую женщину за волосы, вытащили из операционной и, бросив на пол, забили до смерти палками. Убив её, они покинули здание Красного креста. После их ухода все сёстры разбрелись по зданию и, не переставая рыдать, смотрели на ужасающее душу побоище.

Мони взял со стола уже ненужный окровавленный бинт и, прижав его к лицу, зарыдал как дитя. Он сидел в углу и, закрыв голову руками, рыдал.

— Слушайте меня! — неожиданно закричал Андани: каким-то чудом ему удавалось сохранить хладнокровие. — Сейчас не время рыдать. Мы должны сделать всё возможное, чтобы спасти жизни людей. Берите лекарства, берите медикаменты… побольше бинтов, ваты, жгуты… берите всё, что у нас есть…пойдём в город… пойдём в деревню…пойдём, даже если нам самим суждено умереть, пойдём ради спасения хотя бы одной жизни…слышите!

Андани наклонился над плачущим Мони.

— Вставай.

— Не могу… — сквозь плач раздался голос Мони, — смерть этой девочки…это невыносимо…