Юрий Сергеев - Княжий остров

— Что это?! наконец опомнившись, прошептал гость Лебедеву.

— Да это русский «Скобарь», обычные занятия проводит Солнышкин…

После завтрака, когда совсем рассвело, Скарабеев и Лебедев собрались уезжать. Тут и выкатился Васенька к ним с ружьем деревянным за спиною и с радостным криком:

- А мне дяденька Мошняков голубушку дал подержать, — он бережно нес в своих ручках присмиревшую молодую голубку, — она такая теплая и красивая, посмотрите, дяденьки, — он протянул ее гостю, и тот осторожно потрогал нежное перо, — а ты, дяденька, на войну идешь?

— На войну, — улыбнулся Скарабеев.

— А чего же у тебя ружья нету?

— Там дадут… большо-о-ое ружье…

Васенька вздохнул и задумался, а потом радостно решился и стянул одной рукою свор ружье из-за спины. Крепко прижимая левой ручкой к груди голубушку, он протянул свою драгоценность ему и сказал:

- Ладно уж, бери мое… а то вдруг не достанется, бери, бери, мне дядя Мошняков еще лучше сделает…

- А не жалко? — Гость нежно взял ружье и прижал к груди своей, во все глаза глядя на мальчишку.

- Жалко конечно, — он шмыгнул носом и утерся локтем, — да тебе оно нужнее…

- Ну, спасибо, брат, выручил, — серьезно промолвил гость и обмяк лицом, торопливо пошарил в карманах, растерянно взглянул на Лебедева, ничего не найдя, и тут же его осенило. Он решительно смахнул с головы новенькую фуражку и лихо нахлобучил на белые вихры Васеньки. — Носи, защитник! Спасибо за ружье, я его ох как беречь буду-у.

— А тебя не заругают за фуражку?

- Не заругают, мне еще лучше сошьют, — он круто повернулся и заскочил в машину на заднее сиденье.

Лебедев сел за руль, и они выехали за ворота. Он видел в зеркальце лицо сидящего сзади человека и видел всю бурю чувств на этом всегда каменном и волевом лице. Он видел, как тот поцеловал ружье, давая неизречимую, безмолвную клятву. А потом лицо очистилось еще пуще и засияло. Скарабеев резко оглянулся в заднее стекло и увидел через растворенные ворота одиноко стоящего мальчика с прижатой к груди голубушкой… Вот он вскинул ручонки и пустил ее в небо, запрокинув голову, следил за свободным полетом, держа спадающую фуражку…

И подумал со щемящей тоской обернувшись к монастырю, что, может быть, ради жизни одного этого мальчишки идет страшная война… и жертвы не будут напрасны в ней…

— Ну и как вам глянулось мое хозяйство? — дошел до его сознания голос Лебедева.

— Я побывал в победившей России, — твердо ответил гость и только теперь разжал судорожно сведенный правый кулак.

На его ладони лежали свежие пахучие сухарики, они так благоухали, словно только что вынуты из печки. Он поднес их к лицу и во всю мощь вдыхал этот сладкий и любимый с самого детства запах и вдруг растерянно промолвил:

— Где же я в Москве возьму святую воду, чтобы вкусить их в надлежащий час…

- Не беспокойтесь, Илий налил вам бутылочку, — Лебедев подал через плечо старинную темную бутылку с вогнутым дном…

* * *

Три дня провел затворником Илий в молитвах, услаждаясь великим явлением Преподобного Сергия и благословением своим грядущего Святого Георгия Земли Русской… Стоя пред иконами в высшей умной молитве, на рассвете третьего дня, внимал он Богу в продолжительном безмолвии, обливаем благодатною теплотою, победив только в этот священный миг на конце пути земного своего все искушения и страсти… они истребились и совершенно оставили его мир душевный. Великую брань прошел он в тернии соблазнов сих, восстающих на душу его греховными помышлениями и телесными страстями, и вот одолел он их своей крепостью веры, и бренная плоть угомонилась и не мешала уму совсем отойти от мирской суеты и думать только о всечеловеческом и вечном…

Илий вышел в сени и потрогал рукою прислоненный к стене потемневший от времени дубец, свой ковчег смертный. Хорошо он его сладил и просил Бога забрать его душу к себе давно, почитая себя готовым предстать пред Его очами… Но гордыни соблазн это был… Спаситель позволил ему пройти весь иноческий путь до свершения святого дела в минувшие радостные дни. Послом своим сберег его в дольнем мире, для благословения и видения плодов жизни своей долгой и молитвенной.

Тут прибежал Васенька к келье, с розовыми от малины щеками, и промолвил:

— Дедуня, ты меня обещал читать выучить… я пришел…

Илий умилился от его вида, умыл мальчонку святой водицей и ввел в свою камору. Усадил за стол на дубовый отрубок и растворил книжицу жития святых:

— Бог есть огонь, согревающий и воспламеняющий сердца и утробы. Итак, если мы ощутим в сердцах своих холод, который от диавола, ибо диавол хладен, то призовем Господа: Он пришел согреть наше сердце совершенною любовию не только к Нему, но и к ближним. И от лица теплоты убежит хлад доброненавистника. Где Бог, там нет зла. Все происходящее от Бога мирно и полезно и приводит человека к самоосуждению и смирению. Бог являет нам Свое человеколюбие не только в тех случаях, когда мы добро делаем, но и тогда, когда оскорбляем грехами и прогневляем Его. Как долготерпимо сносит Он наши беззакония! И когда наказывает, как милостиво наказывает!..

— Дедуня, — прервал Вася, — а диавол холодный, как ужак?

— Еще хлаже… А ужаков руками трогать нельзя, пущай себе живут и деток выводят. Тварь эту безобидную Бог создал, знать, польза какая-либо есть от ней на земле…

— Я только один разочек потрогал, он хотел лягушку проглотить, а она так пищала, и мне ее стало жалко, я ее вынул изо рта и отпустил… а ужак на меня сердито шипел и уполз в траву.

— Душа добрая у тебя; лягушка обличьем мерзка, но жить тоже хочет и комаров, и мух поганых изводит, пользу людям приносит…

— Учи читать, а то мне некогда, батя меня к озеру на рыбалку берет вечером… вот! И удочку мне сделал и леску сплел из конского волоса, а я ему помогал стругать удочки.

— Молодец… а ты помнишь первые буквы?

— Аз, Буки… еще хочу!

- Памятливый Васятка, продолжим учение… сия буква — Веди.

У Егора выпал свободный вечер, и он с Ириною и Васенькой ушел к озеру порыбалить. Все свое детство он провел на Аргуни за этим любимым занятием, истосковался по рыбалке и тишине вод, да и хотелось попробовать азарта давнего и ощутить на крючке сопротивление рыбы до волнующего сердцебиения. А более всего желал он побыть наедине с Ириной и Васей; к которому все больше прикипал душой. Место он выбрал хорошее, глубокое, рядом с устьем небольшого ручья, вбегающего с разлету в озеро. Метровой ширины ручей тащил в себе с полей и лугов всякий корм, и рыба собиралась тут во множестве, всплескивала на поверхности воды.

Егор наживил три удочки и забросил. Одну взял сам, вторую дал Ирине, а третью, самую легкую — Васеньке. Тот очень серьезно смотрел на поплавки и слушал наставление Егора, что нужно делать, когда станет клевать и поплавок уйдет в воду, велел не шуметь и разговаривать шепотом, и Вася, увлеченный этой таинственностью, шептал без умолку о стрекозе, севшей к нему на удилище, о плавающих утках, пальцем левой руки ковырялся в носу, а правой напряженно сжимал белое удилище и выжидательно смотрел на поплавок, мысленно торопя рыбку клюнуть именно у него и поскорее… Удилище становилось все тяжелее, конец его буровил Васе живот, но рыбак стойко терпел…